Приключения Обезьяны   ::   Домбровский Юрий Осипович

Срывы и ошибки, которые потянули "Сыр-Дарью" с той вершины, на которой могло оказаться это произведение, - результат творческой, а по существу вредительской помощи, вложенной в этот роман Домбровским..."

"Казахстанская правда", 20 марта 1949 г.

СПАСЕНИЕ РУКОПИСИ

То был предпоследний в жизни Домбровского день рождения... Юрий Осипович обежал дом творчества "Голицыно", приглашая к себе всех, к кому был расположен. Именно обежал - двигался он размашисто, как размашист был и его талант, по деревянной лесенке старого двух-этажного здания спускался бегом - прыгал через две ступеньки, наполняя весь дом грохотом.

Как хорошо, счастливо начался этот вечер, как весел и оживлен был Юрий Осипович, окруженный любящими его людьми, понимавшими истинные масштабы его таланта!

После того, как подняли первый тост - за новорожденного и второй - за непьющих, Юрий Осипович стал рассказывать забавные истории, вызывавшие дружный хохот. Тут надо сказать, что был он великий фантазер, именно фантазер, ибо в выдумки свои искренне верил. Поэтому, расска-зывая не единожды какой-нибудь эпизод из своей жизни, он всякий раз, от избытка неуемной творческой фантазии, подавал его по-новому. Так что у тех, кто будет писать воспоминания о Домбровском, рассказы эти, вероятно, будут различаться в деталях, зачастую - весьма колорит-ных.

Вот как Юрий Осипович рассказал в тот вечер одну из своих излюбленных историй, вошед-ших, по его словам, в книгу Александра Лесса "100 историй о писателях". Еще раз позволю привести услышанный мной вариант в прямой речи - так как он был записан по свежему следу.

- Жил я тогда, вскоре после освобождения, в Москве, у Колхозной. Является раз маленький пожилой еврей, до того плюгавый - Гитлер при виде такого пять дней от радости потирал бы руки. Тащит с собой корзинку. Вошел в кухню и спрашивает: "Кто здесь будет Домбровский?" "Ну, я, говорю, а что?" Он не верит, требует документ. А какие тогда у меня были документы? Только справка об освобождении. Бегу в комнату за справкой, даю ему, он спокойно так, неторопливо ее изучает - печати рассматривает, подписи. Потом вынимает из корзинки пуд бумаги и подает мне. Я обалдел: да это же мой роман "Обезьяна приходит за своим черепом"! Рукопись у меня в сорок девятом году при аресте изъяли, и я был уверен, что она сгинула без следа. А тут вдруг такое... "Понимаете, - говорит гость, - приехал я в Москву, повидать своего мальчика. А рукопись эту хранил у себя. Перелистал ее - так, ничего особенного. Мне не понравилось. Но вот, думаю, поеду в Москву, повидать своего мальчика, отвезу рукопись человеку, может быть, он за ней страдает."

- А кто вы? - спрашиваю.

- Понимаете, - говорит он, - я у них архивариусом работал. Стали они жечь бумаги, так я подумал: это же целая книга, зачем ее сжигать, может быть, человек за ней переживает. Вот поеду повидать своего мальчика, отвезу человеку книгу...

Я заметался, благодарю его, как сумасшедший, кинулся по соседям занимать деньги - у меня тогда в карманах ветер гулял, сую ему их.

А он мне, поводя указательным пальцем:

- Ну, нет. Вы думаете, одной еврейской башкой будет меньше, так что с того? Но она ж у меня единственная и пока что не надоела...

Рассказывал это Юрий Осипович артистически, так имитируя речь старика, что мы валились со стульев, но одновременно и восхищаясь отвагой и честностью маленького архивариуса.

С. Митина. "Где оскорбленному есть чувству уголок..." Отрывок.

* * *

Уважаемый Юрий Осипович!

Только что прочел Вашу "Обезьяну". Эта книга по-настоящему взволновала меня. Я перед этим читал "Триумф. арку" (Ремарка). Он "не дотягивает", хотя его у нас любит читатель.

У Вас настоящая страстная ненависть к фашизму во всех его современных проявлениях и влияниях...

Недавно я был на новом спектакле Назыма Хикмета. Плучек его хорошо поставил ("Дамоклов меч").