Притяжение   ::   Муромцев А Д

— Да врет он все, — Ванька махнул рукой, — наслушался разговоров наших.

— Я тоже ничего не видал, — поддакнул Егорка, — дед Степан, а чего это она утопнуть захотела?

— Не твоего ума это дело, — дед наклонился к девушке, — как ты, Тонюшка? Сама пойдешь?

Антонина приподнялась, села в траве, обхватила руками согнутые колени. Взгляд ее, обращенный к лесу, был полон страха и недоумения.



Титры: ПРОШЛО ТРИ ГОДА…

Выбежала со двора Тонька, метнулась в сторону осеннего леса, исчезла среди деревьев. Вот она блуждает в зарослях, взгляд ее полон непонятного ожидания. Странная сила заставляет ее искать нечто неизвестное. Кланяется Тонька каждой яме, осматривает каждую норку, взгляд ее блуждает в чаще, ноги ведут то в одну, то в другую сторону. Вышла она к берегу Волчьего озера, вновь вернулась в заросли, ее взгляд нашел среди корней логово, то самое, где родился чернолобый волчонок.

Спрятала Тонька в складках своей шали клок волчьей шерсти.

Входная дверь хлопнула и в горницу вошла темнолицая старуха.

— Сочельник завтра, на дворе мороз приударил, да звезды высыпали…

У окна, глядя в заснеженное заоконное пространство, безучастная ко всему, сидела Тонька.

— Зашла проведать, — бабка Ульяна достала из-под полы паницы бумажный сверток, развернула, — очень эти корешки от сглаза помогают…

— Да чего уж только она не пила, — вздохнула Ефросинья.

— Ну как она? Молчит все? — знахарка присела к столу.

— Молчит, — еще больше опечалилась хозяйка, — за эти три года ни разу даже не заплакала… А уж сколько раз в лес убегала! Клок волчьей шерсти хранит… Зачем? Мы ее теперь взаперти держим, зачахла совсем…

— А ты утром ее вместе с Федькой выпускай, привяжи их друг к дружке… — дала совет Ульяна, — не потянет же она малого в лес.

— Страшно на улице, прошлым утром вокруг нашего дома опять волчьи следы видала, да большие такие — страсть! — перекрестилась Ефросинья.

* * *



«Гуляют» ранним утром возле своего подворья привязанные друг к другу Тонька и Федька. Взволнована девушка, насторожена…

Вдруг залаяли на соседских подворьях собаки. За завесой редких крупных снежинок в конце сельской улицы появилась огромная волчья фигура, медленно приблизилась к людям. Не дойдя десятка шагов, волк останавливается, пристально вглядывается в тревожные лица, задерживая свой взгляд на Антонине… Его синие неподвижные глаза смотрят изучающе.

Тонька вдруг протянула руки и сделала шаг вперед. Волк, помедлив, заворчал все же, ушел, скрывшись за ближним поворотом.

Ночь. В избе тишина. Среди сонного дыханья поднялась вдруг с постели неслышно Тонька, двинулась к окну, опустилась осторожно на табурет, привычно вгляделась в залитое полной луной заснеженное подворье.

Заскрипел под тяжелым звериным шагом загрубевший в ночном приморозке мартовский снег, ушастая тень упала на окно, явился перед девушкой странный лик. Не было злобы в синих блестящих волчьих глазах, было удивление и некое подобие преданности. Волк лапой тихо царапнул стекло, будто бы погладил тонькину щеку, вздохнул и исчез, словно его и не было.

Закрыла Антонина лицо руками и тихонько, чуть слышно, заплакала.

Мать подхватила с пода печи кулич, понесла торжественно к столу.

— Завтра Пасха, — обратилась она к привычно сидящей у окна Тоньке, — вон как небушко-то разгулялось.

Солнечные лучи грели Тонькино лицо, золотя ее белые косы.

— Ма…ма, — вдруг протяжно позвала Тонька, — ма…ма…

Ефросинья выронила из рук ухват, подбежала к дочери, остановилась перед нею, прижала ее голову к теплому животу.

— Заговорила, Тоня заговорила, услышал Господь, — женщина закрестилась часто, повернув лицо к образам.

Федька вышел во двор, огляделся, поманил из глубины сеней сестру.