Признание брата Граймза   ::   Уоррен Роберт Пенн

Вместо этого он разбивал машину и ломал чьи-нибудь кости - свои или чужие. Для торговцев спиртным, Генри Форда и медицины он был просто кладом. Правда, медицине везло с ним меньше, чем торговцам спиртным и Генри Форду: хоть сам Арчи и валялся подолгу в больницах, в живых, кроме него, обычно никого не оставалось. Отправив на тот свет Сью Граймз, он провалялся в больнице четыре месяца, но за лечение до сих пор не заплатил. Вот за какого человека вышла Сью Граймз. Наверно, в замужестве и заключалось ее преступление, если уж обязательно надо докапываться, где именно оно зарыто. Никаких других до сих пор раскопать не удалось: раньше ни у кого язык бы не повернулся отозваться о ней дурно. Незначительность преступления и молодость Сью наводят на мысль, что наказание было отмерено с большим запасом и свисало по краям. Наказание миссис Граймз тоже отмерялось не тютелька в тютельку и немного свисало по краям: все в один голос говорили, что она была хорошей женщиной, хоть и любила пожаловаться на свои болячки, - и наказание брату Граймзу было отмерено с походом, пусть даже он докопался, в чем его вина, и признал ее перед Богом и людьми. Кто знает, возможно, наказание за преступление негра тоже отмерялось не впритык: его частная жизнь - вещь совершенно никому не известная.

В конце концов брат Граймз сообразил, в чем же состоит его преступление. На этом он успокоился и заметил, что таким образом еще раз подтверждается правота его слов: "Пути Господни преисполнены высшей справедливости, и наказание отмеривается по преступлению". Но он никогда не пытался докопаться, в чем состояло преступление Сью. Проявив непоследовательность и назвав ее в проповеди своей безгрешной дочерью, он осекся и тут же добавил: "Господи, прости нас, ибо все мы, чада Твои, грешны перед Тобой". Все видели, как его ум спотыкается о ее безгрешность и как дает трещину его железная схема. Но он не стал углубляться в этот вопрос и заявил, что справедливый и милосердный Господь использовал ее смерть для того, чтобы чешуя отпала от наших глаз. Слова эти прозвучали довольно-таки внушительно, но до поры до времени непонятно было, какое это имеет отношение к делу.

Тем не менее он чуть не каждое воскресенье, кстати или некстати, продолжал повторять: "Пути Господни преисполнены высшей справедливости". Потом умерла миссис Граймз - впрочем, "умерла", возможно, слишком сильно сказано, поскольку она, считай, и не жила те десять лет, что прошли с их приезда в наши края. Брат Граймз сам произнес надгробное слово, хотя вид у него был такой, что возникали опасения, как бы он не рухнул у могилы. Стояли последние жаркие дни уходящего лета, притом засуха, и по лицу брата Граймза струился пот. Он был бледен как полотно, и его длинные черные волосы липли к потной голове. "Господи, - сказал он, - мы верим в Твою справедливость".

В тот полдень он возвращался домой с кладбища в полном одиночестве под палящим солнцем. Он закрылся у себя дома и не желал никого видеть. Он рассчитал кухарку. В первые день-два его пытались навестить несколько прихожанок, но он не впустил их, сказав, что будет бороться с ангелом один. Люди знали, что он не умер, потому что он регулярно звонил в магазин и просил доставить продукты к нему на заднюю веранду. Поговаривали, будто он свихнулся. Никто его в глаза не видел. И вот как-то в субботу он сообщил по телефону дьякону Бродбенту, что в воскресенье будет читать проповедь. Когда он вошел в церковь, его волосы были белы как снег.

Арчи Манн переехал жить к брату Граймзу. По вечерам они сидели на передней веранде - Арчи с костылем, без которого он все еще не мог обходиться, - и разговаривали.