Прощайте, любимые   ::   Горулев Николай

— А в училище обнаружили какое-то плоскостопие. Всю мою сознательную жизнь оно мне не мешало, а тут...

— Дрался?

— Еще бы... До начальника военных учебных заведений дошел...

— Шут с ними, — сказал Сергей и положил руку на плечо Ивана. — Шагай со своим плоскостопием в педагоги. А в море и утонуть можно... Союз? —Сергей протянул руку Ивану.

На руки Ивана и Сергея Эдик положил свою. Так в детстве клялись в дружбе ребята на Ульяновской улице.

— Союз, — твердо повторил Иван.

— Союз, — сказал Эдик.

И они зашагали втроем по Ленинской, самой тихой и уютной улице города.



Глава вторая

БОЛЬШЕГЛАЗАЯ



На лекции Милявского продолжали собираться в актовом зале. Студенты, пришедшие пораньше, занимали места впереди. Сергей, Иван и Эдик держались вместе, где-то в середине.

Сергей потерял из виду большеглазую. В тот первый день, когда он напрасно искал ее в кабинете, она как сквозь землю провалилась. Спрашивать о ней было не у кого, да и невозможно — Сергей не знал ни имени ее, ни фамилии. В перерывах он даже не выходил покурить — все слонялся по залу да по коридору — может, пропустил ее, может, не заметил.

Поведение Сергея не осталось незамеченным, и он вынужден был все рассказать друзьям. Ребята молча выслушали его исповедь и несколько дней не вспоминали об этом. Иногда только Сергей ловил на себе иронический взгляд Ивана.

На Ульяновскую надо было идти почти через весь город. Шли молча, будто не замечая друг друга. В привокзальном скверике Иван предложил присесть на скамью. Конечно, не потому, что они устали в дороге. Сергей почувствовал, что это молчание не может долго продолжаться, что Ивану и Эдику противна его меланхолия и они, может быть, даже расторгнут мужской союз, заключенный в первые дни учебы.

— Ну, вот что, — глухо кашлянул Иван. — Я думаю, нам пора поговорить серьезно.

— Что случилось, хлопцы? — притворился Сергей.

— Нам надо поговорить об этой твоей незнакомке, — спокойно продолжал Иван, — из-за которой ты потерял обыкновенный человеческий облик.

— Это точно... — подтвердил Эдик.

— Ты что? — спокойно, но твердо говорил Иван. — Хочешь вцепиться в юбку с первого же курса? А ты знаешь, что не сегодня-завтра нам придется стать солдатами, а там через каких-нибудь полгода будем преподавать русский язык, может, и в Сорбонне...

— Сдурел... — тихо выдавил Сергей. — Во-первых, где война, а где мы., Во-вторых, ты что, тоже метишь в завоеватели?

— Это ты сдурел, — не унимался Иван. — Во-первых, война не так уж далека, во-вторых, к нам, после того как мы победим фашизм, будет в мире большой интерес, вот и придется преподавать русский язык и там, а в-третьих — противно смотреть: забросил учебу, забросил дружбу, слоняешься, как потерянный, по институту.

Сергей не хотел касаться личного. Его больше устраивал разговор на международную тему.

— Дуришь голову этой войной, — сказал он Ивану.

— Только слепые не видят, что она нам уже свой привет посылает. Гитлер ведь всю Европу сожрал,

— Ну, пожалуй, не всю Европу...

— Так почти всю.

— Нас побоится, — бросил Сергей. — Воевать будем на чужой территории.

— С тобой повоюешь... — перебил Иван. — Спрячешься за широкую юбку благоверной.

— Да ну вас! — отмахнулся Сергей.

— И вот что... — продолжал Иван. — Отныне ходить будем вместе.

— Как это — ходить? — не понял Сергей.

— Ну, в кино там или в театр — одной компанией, без всяких девчонок.

— Правильно, — поддержал Эдик Ивана. — Ты не знаешь, брат Сережа, что, как поется в одной опере, сердце красавицы склонно к измене и к перемене, а мы не подведем. В качестве эксперимента завтра же коллективный поход в «Чырвоную зорку».

— Добро, — согласился Сергей. — Проклятые женоненавистники! Забыли, что была еще и Жанна д'Арк.