Саня   ::   Можаев Борис Андреевич

Из Звонарева, – ответил тот и, покосившись на Санин чемодан, спросил: – А вам кого, гражданочка?

– Мне начальника станции найти надо.

– А-а! Ищите. Он где-то здесь, – равнодушно посоветовал дежурный и, замахав зеленым фонарем, пошел в голову поезда.

Саня подошла к толпе. Ее не заметили – каждый был занят своим делом.

В центре этой шумной толпы возвышалась толстая плечистая баба; в одной руке перед грудью она держала бутылку водки прямо, как свечу, в другой – стакан. Время от времени она наливала стакан до краев и кричала отрывисто басом: «Колька, выпей!»

От танцующих отходил парень, выпивал залпом водку, а женщина доставала из кармана кусок чего-то черного и совала ему в руку: «Заешь». И снова начинала кричать: «Иван, выпей!»

Поодаль от толпы маленькая пожилая женщина в повязанном углом платке цепко держала за пиджачок худенького паренька и что-то настойчиво бубнила ему. «Бу-бу-бу», – доносился до Сани ее скрипучий голосок. Паренек ее плохо слушал и все косился на танцующих.

– Да ладно, мамка, знаю уж! – с досадой прерывал он ее и конфузился: – Ну какая ты…

– А ты погоди-ко, погоди-ко, – торопливо произносила женщина, – вот я сейчас, сейчас… – И опять звучало ее частое: «бу-бу-бу».

Танго – хороший танец,

Он всех собой чи-ирует… —

лениво напевал высокий парень в военной фуражке, танцуя что-то вроде тустепа.

– Орлы! Соколики! Голубчики! – кричал наголо обритый пьяный мужик в фуфайке, хлопая по бокам руками, как кочет крыльями. – А Васька-то мой прямо поедет в армию из военкомата. Эх, поезд бы задержать! Поговорить надо.

– А то ты за двадцать лет не наговорился с ним, – гудит толстая тетка. – Ты бы хоть гостинцев ему принес на дорогу, говорок!

– Гостинцы – это ваше бабское дело, – назидательно замечает тот, переступая ногами на месте, словно рысак. – А мне по душевной части… На эту самую… на служению, говорю, наставить надо, – закончил он строго.

– Молчи уж, наставник, – не унимается баба. – Ногами-то вон семенишь, как заведенный.

– Дядь Семен! – кричит кто-то из толпы. – А ты Сергункова попроси! Может, задержит поезд. Объясни ему – дело важное.

– А как же, государственное! – подхватывают в толпе и шумно гогочут.

– А что? И пойду, – неожиданно решается тот. – Он поймет. Он, говорю, мужик сердечный, начальник-то.

«Ну и стихия…» – невесело подумала Саня.

Она заглянула в дежурку – никого. «А где же станционные работники? Повымерли, что ли, или, может, перепились, как эти?..»

Саня пошла вслед за бритым мужиком искать Сергункова. Чемодан она оставила в дежурке.

Между бараками было совершенно темно и грязно. Саня искала места посуше, посветлее, но попадала в болото. Идущий впереди мужик в фуфайке открыл торцовую дверь барака и радостно крикнул:

– Соколики! Голубчики! Орлы! – и быстро нырнул в дверь.

Саня вошла за ним. Помещение оказалось буфетом. Висевшая над прилавком лампа-«молния» тускло освещала прокопченные бревенчатые стены. Возле деревянной полки на бочках сидели два человека и пили водку. Один – рыжеусый старшина с планшеткой через плечо. Второй, перед которым почтительно выламывался мужик в фуфайке, – грузный, с одутловатым лицом и щелками вместо глаз.

– Ступай, Семен, ступай, – выпроваживал вошедшего мужика грузный. – Видишь, я занят, багаж принимаю у человека.

– А как жеть! Все мы заняты, – соглашался Семен. – Вот я и говорю, минут на пятнадцать задержать поезд. С Васькой поговорить надо.

– Вы начальник станции Сергунков? – спросила Саня одутловатого.

– Ну, положим, я, – отозвался тот, оглядывая Саню с ног до головы. – Что, опять ревизор? Так я сегодня вечером не служебный. Идите к Шилохвостову, а завтра поговорим.

– Я не ревизор, – ответила Саня.