Семейные легенды   ::   Соколинская Вера

Сейчас в ней трудно узнать ту хрупкую красавицу, но одно ее присутствие в доме по-прежнему наполняет его щебетанием весеннего утра, запахом домашних котлет и теплом, ощущение которого только и делает помещение домом.

Лед и пламень

(Бабушки)

1. МАРИЯ САВИЦКА

Эта грузная, подвижная и красивая женщина шла по жизни с энергий легкого танка. Мария Савицка - так коротко и энергично моя бабушка представлялась всегда. Так ее и звали, независимо от возраста и отношений.

Она никогда не предавалась сентиментальным воспоминаниям, и уж тем более, вряд ли кто-нибудь знал, что творилось в ее душе. Что чувствовала, кого любила? Или суровая жизнь выжгла совсем хрупкий эпителий эмоциональной чувствительности? Оставив только инстинкт - выжить и волчицей вцепится в горло любому, посягнувшему на детей?

Я так никогда и не узнаю, почему и как перебралась она из-под Варшавы в Питер, вспоминала ли свою Родину и что за жизнь была у нее в Польше. Только в минуты сильных душевных волнений Мария автоматически переходила на польский, а чаще просто запевала польские песни.

В 15 лет она родила дочку, а в 17 - моего отца. В 21 год с двумя детьми она оказалась в Ленинграде, где и встретила начало войны. Всю блокаду работала продавцом хлеба. Благодаря чему выжила сама и сохранила детей. Как именно не рассказывала никогда. Зато не делала секрета из многочисленных по-военному стремительных романов. Не одного возлюбленного проводила она на фронт. Мужчины дарили ей нерастраченную страсть и, в благодарность за любовь оставив паек, уходили навсегда. Она, смеясь, вспоминала, как умудрилась забеременеть в разгар блокады и каких усилий стоил ей тот аборт.

Мужья не оставили в ее жизни сколько-нибудь заметного следа. Лишь от одного из них, официально усыновившего детей, моему отцу досталась фамилия и отчество. В паспорте папы курьезно значилось: Сидоров Валентин Петрович, национальность - поляк. На вопросы об отце Мария отвечала сыну резко и лаконично: "Все мои мужчины были достойные люди". Вообще, как все женщины, проведшие бурную молодость, она была очень строгой матерью. Голосом эта красивая женщина с длинными русыми волосами напоминала армейского сержанта, а стилем общения - барменшу привокзального буфета, но в каждом ее движении и звуке была такая энергия и страсть, за которую ей прощалось многое. У меня с бабушкой всегда ассоциировался образ, созданный другой полькой в фильме "Принцесса цирка", а в ее окрике "Пелика-а-а-н!" слышалось обращенное к папе: "Валенти-и-и-н!".

Однажды с ней был сердечный приступ. Скорая констатировала: дело труба, нельзя даже везти в больницу, - капельница, кислородная подушка и покой... Только за врачами закрылась дверь, она слабым голосом подозвала отца: "Эти дураки ничего не понимают. Сбегай за маленькой и зайди... Ну, ты знаешь к кому... Скажи: "Мария умирает, пусть он придет". И вы не сидите, как пришитые...". Невестка, как все медики, цинично верящая в примат физиологии над духом, была в ужасе.

- Это верная смерть! Ни о каком алкоголе не может быть и речи, не говоря уж!.. - задыхалась от возмущения мама.

- Это ее жизнь. - мудро ответил отец и, в точности выполнив указания, увел жену в кино.

Вечером, когда родители вернулись домой, вместо ожидаемого мамой трупа, они застали бабушку, которая развешивала выстиранное белье и во весь голос пела польские песни.

Но как только дети выросли, мужчины перестали так явно оборачиваться ей вслед, а привычной "маленькой" стало не хватать, иссяк и инстинкт жизни. Она стремительно угасала от рака. Под обезболивающими уколами бывшей невестки, которую называла тем обидным для женщины словом, что часто слышала за собственной спиной. Может быть, в ее устах это и было высшей оценкой?...

2.