Сиреневое платье Валентины   ::   Саган Франсуаза

А вы где спите?

С е р ж. Там. (Указывает на дверь в смежную комнату.) Тут же, за этой дверью. Если мама будет на вас нападать, сразу что-нибудь кидайте, туфлю, например… И я тут как тут. (В первый раз улыбается.) Мне иногда удается нагнать на нее страху.

В а л е н т и н а. На Мари?.. Вы меня удивляете! Мы вместе прожили пятнадцать лет, у тети Андре, словом, у нашей общей старенькой тети, о которой вы, конечно, слышали… да? Так я могла напугать Мари только.., в ее воображении.

С е р ж. Как это?

В а л е н т и н а. Понимаете, что касается лягушек, улиток, засунутых в чулки, привидений в ванной она была в сто раз сильнее меня. То есть, она была хладнокровнее, что ли… ей были непонятны мои страхи, вы улавливаете мою мысль? Я же, например, если мне каким-то чудом удавалось поймать ежа, тут же представляла себе, как Мари об него укалывается, пугается, и меня бросало в дрожь. Я не могла выдержать. Словом, я ставила себя на ее место.

С е р ж. А теперь?

В а л е н т и н а. А теперь у меня нет ежа, мой мальчик. (Смеется.)

С е р ж. Так как же это все-таки — в воображении?

В а л е н т и н а. Я рассказывала ей, какой ужас я испытывала, когда ставила себя на ее место, рассказывала ей о том страхе, который переживала за нее, о том, до какой степе ни она, в моем воображении, могла испугаться моего ежа. В реальной жизни она бы его просто схватила и выбросила в окно, но в конце концов я ее так убеждала, что она начинала чувствовать себя на моем месте — то есть, на своем. Боже мой, так о чем мы говорили?

С е р ж. О ежах.

В а л е н т и н а. Что за тема? Знаете, мой муж обожает темы. Он говорит, что я не знаю, что такое тема. Он говорит, что я не умею поддержать разговор. Но, в конце концов, поддерживать нужно того, кто сам не держится на ногах. Но! Но… Если разговор… или кто-нибудь другой… падает к вашим ногам — и бог свидетель, к моим падали часто, не будете же вы сразу ставить его на место, не так ли?

Должно быть мгновение, передышка, когда разговор замирает, теряет силы, ловит ртом воздух и сердце разрывается от жалости. (Заразительно смеется, Серж — тоже.)

С е р ж. Я вас представлял себе иной.

В а л е н т и н а. Не верьте первому впечатлению, К счастью для вас или к несчастью, но я всегда! неизбежно! в конце концов становлюсь такой, какой меня хотят видеть.

С е р ж. Это уже кое-что.

В а л е н т и н а. Что ВЫ этим хотите сказать?

С е р ж. Можно вообще никогда не стать не только таким, каким тебя хотят видеть другие, но даже самим собой.

В а л е н т и н а (смеясь). О!.. Самим собой!

С е р ж. Что значит — о!.. самим собой!?

В а л е н т и н а (нежно). Ничего. В том-то и дело, что ничего не значит. Что может значить дыхание, лицо, неясная надежда, хорошо сидящее платье, что еще?.. В чем тут я сама…

Входит Мари. Вид у нее решительный. Она снимает и бросает на диван очки, затем сумку и внезапно обнимает Валентину.

Мари…

М а р и. Валентина, ты бледная. Откуда ты? Бедный Сержик, нотариус кошмар. Трус и болван словом, идиот. Хватается за голову обеими руками с фальшивыми манжетами— но ведь головы-то нет. Это не человек, одна видимость.

На нем строгий костюм, говорит он — как будто умирает от усталости, он меня убивает. Я больше не могу, Валентина, сядь. А ты, Серж, незаметно удались.

Нет, останься. Все равно, она тебе все расскажет. И бог знает, в каких словах. Ну, в общем, рассказывай…

В а л е н т и н а (испуганно). Что?

М а р и. Ты знаешь — что. Что и на этот раз у твоего мужа очередная любовница. И что, как всегда, он попросил тебя на некоторое время уехать из дома. И что, как всегда, ты согласилась. Лишний раз прокатишься в Монте-Карло или на Балеары, с твоей обычной милой улыбкой. Не так?

В а л е н т и н а. Ты думаешь, все так просто…

М а р и. Все всегда — просто. С тобой. Это общеизвестно.