Случай на Женевском озере   ::   Цвейг Стефан

Потом он указал ему на соседний дом - небольшой постоялый двор, где он может получить приют и пищу, и, еще раз успокоив его, приветливо простился с ним и направился к своему отелю.

Не отрываясь, глядел беглец вслед управляющему, и чем дальше тот отходил, тем сумрачнее становилось его просветлевшее было лицо. Пристальным взором следил он за ним, пока тот не скрылся в расположенном на холме отеле; он не замечал окружающих, удивленных его видом и посмеивавшихся над ним. Когда кто-то, жалостливо дотронувшись до него, показал ему на постоялый двор, он, сгорбившись и опустив голову, вошел туда. Ему открыли дверь в столовую. Он сел за стол, на который девушка поставила стакан водки, и неподвижно просидел там все утро с омраченным взглядом. Деревенские детишки беспрестанно подбегали к окошку, смеялись и что-то кричали, но он не поднимал головы. Входившие с любопытством поглядывали на него, но он оставался сидеть, уставив глаза в стол, сгорбившись, смущенный и испуганный. Когда к обеду рой людей со смехом наполнил комнату, и сотни слов, непонятных ему, залетали в воздухе, - он с таким ужасом ощутил свою отчужденность, глухой и немой среди всего этого скопления, - что с трудом мог дрожащей рукой поднести ложку с супом ко рту. Неожиданно тяжелая слеза скатилась по его щеке и упала на стол. Он испуганно оглянулся. Другие заметили ее, и разговор оборвался. Ему стало стыдно: все ниже к черному дереву опускалась его тяжелая, растрепанная голова.

Так сидел он до вечера, Люди приходили и уходили. Он не замечал их, и они на него не обращали внимания. Как тень, сидел он в тени печки, тяжело опустив руки на стол. Все забыли о нем, и никто не заметил, как в сумерках он поднялся вдруг и тупо, как зверь, зашагал к отелю. Час и другой стоял он перед дверьми, почтительно держа в руках шапку, не поднимая глаз ни на кого. Наконец, один из лакеев, заметив эту необыкновенную фигуру, стоявшую точно черный неподвижный пень, вросший в землю перед освещенным подъездом отеля, позвал управляющего. Снова радость промелькнула на омраченном лице беглеца, когда к нему обратились на родном языке.

- Что тебе нужно, Борис? - ласково спросил управляющий.

- Прошу прощения, - пробормотал беглец. - Я только хотел спросить... можно мне домой?

Управляющий рассмеялся:

- Ну, конечно, Борис, можешь отправиться домой.

- Завтра?

Управляющий стал серьезен. Столько мольбы было в тоне беглеца, что улыбка быстро сошла с лица собеседника.

- Нет, Борис... Не сейчас. Когда кончится война.

- А когда? Когда она кончится?

- Одному богу известно. Мы, люди, не знаем этого.

- А раньше? Раньше нельзя уйти?

- Нет, Борис.

- Очень это далеко?

- Да.

- Много дней пути?

- Много дней.

- Я все-таки пойду, господин. Я сильный. Не устану.

- Борис, нельзя пойти. Ведь существует граница!

- Граница? - тупо повторил он. Слово это было ему незнакомо.

Потом он ответил с изумительным упрямством:

- Я переплыву!

Управляющий снова улыбнулся; но ему все же жаль было беднягу. Он ответил ласково:

- Нет, Борис, ничего не выйдет. Граница - это значит чужая страна. Люди не пропустят тебя.

- Да я ведь не буду их убивать! Я бросил свою винтовку. Почему же они не пропустят меня к жене, если я их попрошу, Христа ради?

Управляющий становился все серьезнее. Горечь наполняла его сердце.

- Нет, - сказал он. - Они не пропустят тебя, Борис.

- Так что ж мне делать, господин? Я ведь не могу остаться здесь. Люди меня здесь не понимают, и я не понимаю их.

- Ты выучишься, Борис.

- Нет, господин. - Он низко опустил голову. - Я не могу учиться. Я могу только работать в поле, больше я ничего не умею. Что мне здесь делать? Я хочу домой. Покажите мне дорогу.

- Теперь не существует туда дороги, Борис.

- Да ведь они не могут запретить мне вернуться к жене, к детям! Я ведь не солдат больше.

- Они это могут, Борис.

- А царь? - спросил он неожиданно.

- Царя больше нет, Борис.