Случай с Евсюковым   ::   Каралис Дмитрий

Теплее не стало, но появилась некоторая подтянутость.

Помянув недобрыми словами жену, которая, как назло, уехала в недалекую Обуховку к заболевшей матери, и дочку-студентку, укатившую на картошку, Фаддей Кузьмич решил выйти на улицу.

И вышел.

Обойдя дом, он остановился под своими ярко освещенными окнами и передернул плечами от сырого воздуха. Зеленый вал кустов, ломаный и неряшливый, скрывал его от постороннего взгляда. Эти кусты, кустищи, северные джунгли вымахали из маленьких прутиков, любовно, но спешно вкопанных в землю лет двадцать назад новоселами, и с тех пор росли как бог на душу положит, забытые всеми и неухоженные. Одно слово -- джунгли. Затаившись в этих джунглях, Фаддей Кузьмич цепким взглядом окинул дом и отметил, что в квартире Боровикова, на четвертом этаже, свет погашен начисто, а в остальных этажах, где уже готовились ко сну, комнаты светятся ночниками, торшерами или мерцают голубыми экранами телевизоров. Евсюков прищурился на свою балконную дверь и, привстав на цыпочки, даже потянул носом в опасении признаков надвигающейся беды; но ничего худого не увидел и не учуял. Синела штора в спальне, горел на кухне свет...

Но слишком опытен был Евсюков в подобных вещах, чтобы успокоиться; слишком опытен...

Лезть, немедленно лезть в свою квартиру, решил Фаддей Кузьмич. Незаметной ящеркой скользнуть по фасаду засыпающего дома, быстро, по-боевому, как в молодые годы, когда сам черт не брат, и начальство -- не начальство... И Фаддей Кузьмич скинул в траву растоптанные, а потому ненадежные в рискованном деле тапочки.

Этаж первый.

Забраться в лоджию первого этажа не составило особого труда. Но вот подняться выше...

Стоило Фаддею Кузьмичу бесшумно перемахнуть через бетонную плиту ограждения и ступить на холодный пол, как в комнате, примыкающей к лоджии, вспыхнул свет, и на близкие кусты упал желтый прямоугольник. Фаддей Кузьмич стремительно присел под окнами, ожидая немедленного разоблачения. Ему даже представилось, что обитатели квартиры специально поджидали проникновения на их территорию, чтобы тут же застукать незваного гостя.

Мелькнула тень в окне, и Фаддей Кузьмич напрягся, суматошно подыскивая правдоподобное объяснение своему визиту в чужую лоджию; но так и не подыскал.

Сквозь треснувшее оконное стекло, заклеенное полоской газеты, и тонкую занавеску Фаддей Кузьмич видел лампочку -- на голом шнуре под потолком комнаты, которая светилась мутным желтоватым светом. За занавеской ходили; но ходили неспешно. Фаддей Кузьмич осторожно сдвинулся в угол лоджии, где стояли детские лыжи и зеленели на полу два кочна капусты, и стал ждать, готовый в любую минуту дать деру.

В квартире, возле которой застрял в самом начале своего спешного путешествия Фаддей Кузьмич, жила бедовая семейка их бывшего работника Краюхина -- мать и двое детей. Сам же Краюхин мыкал горе в местах не столь отдаленных.

А произошло следующее. Несколько лет назад боец пожарного расчета Краюхин оскорбил действием своего командира. Попросту говоря, дал лейтенанту Щеглову в ухо, когда они потягивали пиво в кафе-стекляшке. Поговаривали, что, дав Щеглову в ухо, Краюхин назвал лейтенанта мародером и пообещал вывести на чистую воду, если тот не отнесет какую-то вещицу обратно.

Но так только поговаривали. В разбирательстве, которое вел Фаддей Кузьмич, ничего определенного установить не удалось.

Щеглов, с синяком под глазом, холодно уверял, что подчиненный ударил его из хулиганских побуждений и личной неприязни; при этом он ссылался на выговор, который вынес недавно Краюхину. Краюхин же лишь зло щурил глаза и раздувал ноздри: "Ладно! Ладно! -- грозил он, не стесняясь присутствия Фаддея Кузьмича.