Сны о чем-то большем   ::   Мирошниченко Ядвига

---------------------------------------------

Мирошниченко Ядвига

Сны о чем-то большем



Ядвига Мирошниченко

Сны о чем-то большем...

Седова уже давно не выходила из комнаты на третьем этаже в Гостинице Мартина. Не то приболела, не то одичала. Проходя мимо окон Гостиницы, новые, незнакомые Седовой, обитатели Странного Места видели чье-то бледное лицо в окне третьего этажа. Седова сидела целыми днями взаперти и как-то затравленно глазела на елку в углу комнаты. Убирать ее не хотелось. Есть тоже не хотелось. Иногда сердобольный хозяин Гостиницы ставил тарелку с едой у ее двери и стучал два раза. Седова не открывала. По крайней мере, Мартин не дожидался. Его радовало то, что однажды перед дверью на третьем этаже он нашел стопку засохших и грязных, но пустых тарелок.

Седова даже иногда спала. Когда глаза сами закрывались, она сворачивалась калачиком и, не раздеваясь, засыпала. И видела сны.

В этих снах все было очень странно, как в том мире, откуда она ушла по просьбе тогда еще баронессы. Диванчик идиотской формы, стол с компьютером, телевизор. И даже елка в углу, так странно похожая на ту, что стояла в углу ее комнаты у Мартина.

А еще был телефон. Маленькая светло-серая трубка с темно-серой антенной. И это было самое страшное. Он лежал рядом с Седовой на диванчике и молчал. А Седова смотрела на него, как смотрит на удава птица. С ожиданием неизбежного конца. Этот телефон был ее кошмаром. Пока он молчал, можно было даже дышать. Можно было даже не смотреть на него, а включить телевизор и, щелкая по программам, пересмотреть все идиотские сериалы, доступные на двадцати каналах. Только по странному стечению обстоятельств у Седовой создавалось такое ощущение, что не она смотрит телевизор, а он смотрит ее, то ругаясь в ее адрес кровавыми хрониками, то обливаясь слезами мексиканских и бразильских девиц разного возраста и разной степени инфантильности. Еще телевизор ее пугал. Телефонными звонками, без которых не обходился ни один сериал и ни одна передача. Тогда Седова вздрагивала и косилась на молчаливо лежащую рядом светло-серую трубку.

А потом был он. Тоненький прерывистый писк, с которым рушилось все вокруг. Медленно обтекал грязными цветными струями телевизор, взрывались мелкой стеклянной крошкой окна, гулко, как печная труба, разгонялся винчестер пылающего факелом компьютера, падала двухметровая елка, царапая лицо пластиковыми иголками и осыпаясь на голые ноги осколками игрушек. Седова почти не замечала этого, она слушала того, кто очень четко и доходчиво объяснял ей что-то по телефону. И немела правая рука, а живот вместе с давно поселившимся в нем ужасом подпрыгивал прямо к горлу. Глаза почему-то не закрывались даже от боли. Напротив, они оставались открытыми и невидящими, как, падая, вспархивают страницами любимые фолианты по английской грамматике, как капает на пол долгими непрозрачными красными каплями чай из упавшей на столе кружки, как потолок и пол пузырятся навстречу друг другу, стремясь раздавить застывшее на диване тело.

Был только телефонный звонок. И голос, поставивший точку в привычном течении дней.

Седова проснулась от тяжести в груди, так и не узнав, кричала ли она во сне в этот раз.