Сожитель   ::   Толстой Алексей Николаевич

Просыпался с зарей, умывался росой, питался исключительно, благодаря своей прекрасной наружности, у моссельпромских продавщиц, при лотках. Подойдет в накинутом на плечо полушубчике, поздоровается безо всякого нахальства, непременно обратит внимание на какое-нибудь мелкое обстоятельство и так, с шуточками, бойко и весело, заговорит лоточницу, - ну, просто свой человек, и смешно, и его жалко, распахнется у нее рабоче-крестьянское сердце: "Нате, - сунет ему калач, колбасы, - потом отдадите, проходите, гражданин".

С первыми заморозками попробовал он ночевать на вокзалах - нельзя, суетливо. Пошел в ночлежку. Там воры, налетчики, шпандыри до шести утра делят фарт, сговариваются о делах, тренируют малолетних, в девятку режутся, нанюхиваются кокаином. В седьмом часу расходятся по городу к марухам - спать.

К просвещению они все относились свысока и, когда увидели, что молодой человек воровать не интересуется, стали его бить и били три ночи подряд. Пришлось податься из ночлежного дома.

А осень стояла студеная. Стало ему трудно - вот-вот уж готов был черепушку себе разбить. Выручил случай.

Стоял он вечером на перекрестке, задумался. Задумаешься! От осенней сырости моссельпромские лоточницы стали неподатливы, злы. Ночевать негде. Около остановился толстомордый, бритый гражданин в каракулевом картузе и сел задом на палку.

- Паразиты, вы куда бежите? - обратился он к двум трепушкам, мокрым девицам с красными носиками. Трепушки сразу остановились, заспешили.

- Нэпман, послушайте, идемте с нами...

- Крафный купец, идемте ф нами.

Под гражданином трещала палка, он пялился, косился, - трепушки ему не понравились, обругал их, пошел, покачиваясь. Они остались, только пошмыгивали. Дождь хлестал в коленки. Одна сказала:

- Хоть сдохни, не фартит.

Другая:

- Мордами не выфли. - Посмотрела на молодого человека и попросила папироску. Он ответил сколько мог бойко.

- Три дня не ел, ночевать негде. А между тем, завести меня в пивнушку, предложить порцию сосисок, бутылку пива - более веселого кавалера не можете себе представить.

Трепушки стали совещаться. Самим тоже хотелось погреться, с мужчиной было надежнее, в смысле красноголового, и они сказали молодому человеку:

- Хорошо, гражданин, мы вас угощаем, берите Дуньку под руку, идите, ничего не бойтесь.

В пивной - в теплоте, под гармонью - душевно разговорились. Трепушки деловито рассказали про то, как потеряли невинность, жаловались на нэпманов: подавай им теперь заграничный шик, а чума его знает, какой шик за границей!

Молодой человек в свою очередь открыл им, что его зовут Иван Иванович Гирькин, из Кашинского уезда, что грамоте научился он в Красной Армии, потом действовал самоучкой. "Навоз буду есть, черепушку разобью, а своего добьюсь - получу образование", - сказал он трепушкам.

Они стали его жалеть, охали.

"Мне, - он сказал, - главное - до жилой площади добраться, хотя бы вот с этот стол, а есть я навоз буду". Они заказали ему еще полпорции сосисок. Ну, как помочь?

- В коты ведь вы не пойдете? - спросила одна.

- Ни под каким видом.

Другая сказала:

- Есть одна комната на Малой Якиманке, только там надо жениться.

- Жениться? Эге. А невеста очень страшна?

- Наоборот, замечательно красивая. Только с придурью.

- А именно, какая придурь?

- Сами увидите.

Оказалось, трепушкина двоюродная сестра жила в том доме на Якиманке домашней работницей. Решили. Ивану Ивановичу туда идти, отнести работнице поклон и тут же добиться знакомства с невестой-вдовой.

- Ваше дело - увидать вдову, дальше она сама зубами вцепится.

Трепушки повели Гирькина к себе ночевать.