Так держать, Дживз!   ::   Вудхауз Пэлем Гринвел

Она писала письма, и, насколько я её знал, письма агрессивные с ругательными постскриптумами. Когда она меня увидела, лицо её не озарилось радостью.

— А, это ты, Берти.

— Да, это я.

— У тебя нос испачкан.

Я полез в карман за платком.

— Хорошо, что ты приехал рано. Я хочу поговорить с тобой, прежде чем ты встретишься с мистером Филмером.

— С кем?

— С мистером Филмером, членом кабинета министров. Он у меня гостит. Даже ты должен был слышать о мистере Филмере.

— Ах да, конечно, — сказал я, хотя, честно признаться, понятия не имел, что он за птица. Занимаясь то одним, то другим, я как-то забываю следить за карьерой политических деятелей.

— Я настоятельно прошу, чтобы ты произвёл на мистера Филмера хорошее впечатление.

— Нет проблем.

— Не смей разговаривать таким тоном, словно для тебя нет ничего легче, чем произвести на кого-то хорошее впечатление. Мистер Филмер человек серьезный, волевой, цельный, а ты один из легкомысленных, никчемных прожигателей жизни, к которым он относится с большим предубеждением.

Суровые слова, — в особенности когда их произносит, так сказать, твоя плоть и кровь, — но вполне в её духе.

— Таким образом, пока ты находишься в моём доме, ты сделаешь всё возможное, чтобы тебя не приняли за никчемного, легкомысленного прожигателя жизни. И прежде всего ты бросишь курить.

— Ох, послушай!

— Мистер Филмер — президент «Антитабачной лиги». Кроме того, тебе придётся воздержаться от употребления алкогольных напитков.

— Ох, проклятье!

— И, помимо всего прочего, будь любезен, не заводи разговоров на темы о барах, бильярдных и актрисах. Естественно, мистер Филмер составит о тебе своё мнение в основном по разговорам.

Я решил прояснить ситуацию.

— Но зачем мне производить на мистера Филмера хорошее впечатление?

— Затем, — сказала моя престарелая родственница, пронзая меня взглядом, — что я настоятельно об этом тебя прошу.

Неостроумный ответ, но по крайней мере она ясно дала мне понять, что говорить нам больше не о чем, и я ушёл от неё, испытывая адские душевные муки.

Решив прогуляться, я вышел в сад и, прах меня побери, первым делом увидел малыша Бинго Литтла, стоявшего ко мне спиной.

Мы с Бинго дружили чуть ли не с пелёнок. Родились мы с разницей в несколько дней в одном и том же местечке под названием Лондон, вместе прошли Итон и Оксфорд, а в зрелые годы от души порезвились в доброй, старой Метрополии. Если кто и мог скрасить весь ужас моего существования в Уллэм Черси, так это Бинго.

Правда, я никак не мог понять, как он здесь очутился. Видите ли, недавно малыш женился на знаменитой писательнице, Рози М.Бэнкс, и когда я видел его в последний раз, собирался ехать с ней в Америку, куда она направлялась, чтобы прочитать курс лекций. Я совершенно четко помнил, что Бинго клял всех на свете, так как из-за поездки вынужден был пропустить скачки в Аскоте.

И тем не менее, хотите верьте, хотите нет, он стоял передо мной собственной персоной. Горя желанием увидеть дружеское лицо, я вскричал сам не свой от восторга:

— Бинго!

Он резко повернулся, и, прах побери, лицо у него было совсем не дружеское. Скорее оно было (это выражение часто употребляется в детективных романах) искажено яростью. Он замахал руками, словно регулировщик на оживлённом перекрестке.

— Шшшш! — прошипел он. — Ты хочешь меня погубить?

— А?

— Разве ты не получил моей телеграммы?

— Так это была твоя телеграмма?

— Естественно, это была моя телеграмма.

— Почему ты не подписался?

— Я подписался.

— Нет, не подписался. Я не понял в ней ни единого слова.

— Но ведь ты получил моё письмо?

— Какое письмо?

— Моё письмо.

— Я не получал твоего письма.

— Значит, я забыл его отправить.