Теперь и прежде   ::   Успенский Глеб

Я просто глазам своим не верил, видя, как "артелью" возвращаются домой тридцать человек взрослых крестьян после дранья - возвращаются, разговаривая о посторонних предметах.

- Да неужели их драли? - спрашивал я старосту, который, возвращаясь после этого "присутствия", зашел ко мне папиросочкн покурить.

- А то как же?.. Я сам троих "приставил", - Да за что же?

- А за то, что заслуживают... Не храпи, не пьянствуй... Мало ли у них блох-то!..

Осенью самое обыкновенное явление - появление в деревне станового, старшины и волостного суда. Драть без волостного суда нельзя - нужно, чтобы постановление о телесном наказании было сделано волостными судьями, - и вот становой таскает с собой суд на обывательских. Суд постановляет решения тут же, на улице, словесно, а "писать" будут после. Писарь тут же. Вы представьте себе эту картину. Вдруг в полдень влетают в село три тройки с колокольчиками: на одной - становой, на другой - старшина с писарем, на третьей - шесть человек судей; все это почтенные Несторы-летописцы, Дафаны, Авироны, Авраамы и... Хамы, между прочим. Разумеется, эти Авироны не виноваты, по крайней мере в тех размерах, как это кажется с первого раза, - их таскают силой и для формы. Въезжает эта кавалькада, и начинается немедленно ругань, слышатся крики: "Розог!"... "Деньги подавай, каналья!"... "Я тебе поговорю, замажу рот"...

И опять приходит свидетель и, делая папироску, рассказывает:

- Ка-ак вжикнул, сразу кровь пошла...

- Да неужели же опять драли?

- А как же?.. Который заслуживает, храпит, пьянствует... Только не всех... Сейчас деньги явились... А которые оставши не сечены, тем отстрочка на две недели дана... Ну а между тем все к розгам подписались...

- Это что же такое?

- Драть, в случае не принесут денег...

И, помолчав немного, он прибавил:

- Смородины нарезали... на розги-то!

Впоследствии читатель увидит, почему "невозможно" не драть. До тех пор, пока простая, искренняя внимательность, простое, но искреннее желание отнестись к человеку по-человечески, просто, совестливо войти в его нужду и в самом деле (повторяю, в самом деле) удовлетворить ее4 - не осветят наших темных дней, дранье не прекратится. Но хоть оно и неизбежно (эту неизбежность докажут вам волостные старшины и становые пристава), а нельзя не принять в соображение, что этот посев ежедневной и ежегодной жестокости, как и всякий посев, должен, непременно должен дать всходы, плоды. Но едва ли они будут похожи на смородину. Кстати здесь сказать, что и теперь уже есть признаки выражения народом нетерпения; рассказывают про одного волостного старшину, который "осмелился" попросить станового не ругаться скверными словами в присутствии волостного правления, а это худой признак для любителей смородины. Наконец тот самый староста, разговоры с которым я привел выше, недавно сменен обществом раньше срока. Еще бы годик, и он был бы "на самом лучшем счету" - так он усердно "приставлял" в волость и до такой степени относился к народу "без внимания".

Замечательно, что когда я спросил его, кто подвел под него интригу старик или молодой, то он с огромным негодованием ответил:

- Молодой, пес его дери!,.

И прибавил:

- Ну да я всех их разыщу. Погоди!..

А и самому этому человеку нет сорока лет. Он молод, силен, здоров, умен, но есть в нем какое-то невольное стремление отделиться от мужиков... Крестил его, извольте видеть, какой-то высокий сановник, случайно заехавший в ихнее место на охоту, крестил, подарок сделал и точно печать наложил: не может мужик не считать себя чем-то особенным. Наконец вот еще любопытная черта. В старостах он не пробыл и года; до этой должности он был простой мужик и рыболов. В течение нескольких месяцев начальствования ему попали земские деньги на овес: он не утаил их, роздал всё, как следует, но он их только подержал у себя (буквально) лишнюю неделю и вот теперь, посмотрите, выходит в капиталисты.