Тогда нас было трое   ::   Шоу Ирвин

- Но на улице дождь.

- На улице ясно, жарко и солнечно, - парировал Мэнни.

- Все говорили, что на Баскском побережье обязательно идет дождь, жалобно сказал Берт, не двигаясь с места.

- Все врали, - сказал Мэнни, - вставай к чертовой матери.

Берт медленно выпростал ноги и сел - тощий, костлявый и голый до пояса, в пижамных штанах, которые были ему коротки и из которых нелепо торчали его большие ноги.

- Знаешь ли ты, толстяк, почему женщины в Америке живут дольше, чем мужчины? - спросил он, щурясь на Мэнни против солнца.

- Нет.

- Потому что они спят по утрам. - Он откинулся на кровать, не отрывая ног от пола. - Я из принципа хочу прожить не меньше, чем американская женщина.

Мэнни закурил сигарету, а другую кинул Берту. Тот ухитрился зажечь ее, не поднимая головы от подушки.

- Пока ты тут тратил на сон драгоценные часы детства, у меня появилась идея.

- Положи ее в ящик для жалоб и предложений. - Берт зевнул и закрыл глаза. - Предприятие награждает седлом из шкуры бизона любого сотрудника, выдвинувшего идею, которая, будучи осуществлена...

- Слушай, - миролюбиво сказал Мэнни, - по-моему, мы должны опоздать на этот чертов пароход.

Минуту Берт молча курил, сощурившись и устремив нос в потолок.

- Некоторые люди, - сказал он наконец, - рождены, чтобы опаздывать на пароходы, на поезда или на самолеты. Например, моя матушка. Она однажды спаслась от верной смерти, заказав на обед два десерта вместо одного. Самолет взлетел в тот миг, когда она добралась до летного поля, а через тридцать пять минут от этого самолета уже остались рожки да ножки. Никто не спасся. А все из-за мороженого с давленой клубникой...

- Послушай, Берт. - Эта привычка Берта болтать о посторонних вещах, пока он над чем-нибудь думал, раздражала Мэнни. - Я уже все знаю про твою маму.

- Весной она просто сходит с ума по этой клубнике. Скажи, ты хоть раз в жизни на что-нибудь опаздывал?

- Нет, - сказал Мэнни.

- И ты считаешь, что еще не поздно менять образ жизни? По-моему, это легкомысленно...

Мэнни пошел в ванну и набрал в стакан воды. Когда он вернулся, Берт по-прежнему лежал в постели, свесив ноги, и курил. Мэнни подошел, и аккуратно вылил ему воду прямо на загорелую грудь. Вода разбрызгалась и тоненькими ручейками потекла по ребрам на простыню.

- Освежает, - сказал Берт, не выпуская сигареты изо рта.

Они оба засмеялись, и Берт сел на кровати.

- Ладно, толстяк, я правда не думал, что ты всерьез.

- Идея в том, чтоб не уезжать отсюда, пока не испортится погода. От такого солнца ехать домой?

- Ну, а как быть с билетами?

- Пошлем телеграмму в пароходство, сообщим, что поедем позже. Они будут счастливы: у них там желающих хоть пруд пруди.

Берт рассудительно покивал.

- А как быть с Мартой? - спросил он. - Вдруг ей уже сегодня надо быть в Париже?

- Марте никуда не надо. И никогда не надо. Ты это знаешь не хуже меня.

Берт снова кивнул.

- Самая везучая девушка в-мире.

За окном снова раздался выстрел. Берт повернулся и прислушался. Еще один.

- Ото, - сказал Берт. - Дай бог, чтобы сегодняшняя куропатка была не хуже вчерашней.

Он поднялся. В своих развевающихся пижамных штанах он похож был на мальчишку, из которого выйдет неплохое пополнение для команды колледжа, если его усиленно откармливать целый год. До армии он был круглолицый и розовощекий, но к майской демобилизации стал тощим и долговязым, и у него торчали ребра. Когда Марта над ним подтрунивала, она говорила, что в плавках он похож на английского поэта.

Берт повернулся к окну, а Мэнни обошел кровать и стал рядом с ним, глядя на горы, на море, на солнце.

- Ты прав, - сказал Берт, - только идиоту придет в голову уезжать в такой день. Пошли скажем Марте, что представление продолжается.