Тонкомер   ::   Можаев Борис Андреевич

– Вороти назад! – сказал старшина, преграждая им дорогу.

– Ты чего, старшина? – спросил рыжебородый.

– Ничего. Деньги кто за тебя платить будет?

– Вот невидаль! А контора на что? У меня вычтут там за проезд.

– Там у тебя не то что за проезд, за переход нечем платить. Знаю я тебя! Меньше пить надо, – отрезал старшина и поднял трапик перед носом рыжебородого и его спутницы.

– Правильно, служба, – пить надо меньше. Теперь я тоже так думаю, – сказал спокойно рыжебородый, словно они уселись со старшиной на скамеечку для мирной беседы.

– Эх ты, черт лохматый! – распекал его старшина с палубы. – Ведь ты сколько сейчас пропил? На десять билетов хватило бы.

– Да, хватило бы, – согласно мотнул тот кудлатой головой.

– Вот я и говорю, – довольно отметил старшина, искоса глядя на рыжебородого сверху вниз, словно прицеливаясь. – Ты бы еще целый поселок напоил.

Старшина все стоял на палубе, держал в руках трап и, кажется, раздумывал. Рыжебородый почтительно и кротко ждал, но мне показалось, что он прячет в бороду лукавую улыбку.

– На свои личные, может, и я бы напоил целый экипаж, – все еще раздумывая, сказал старшина. – А тут билет, государственные деньги. Понял?

– Ясное дело, – скромно согласился рыжебородый.

Старшина, кряхтя, сердито стал опускать трап.

– Возьми их, возьми, старшина! – загомонили одобрительно в толпе с берега. – Что они тебе, баржу загромоздят, что ли? У них, видишь, пожитков – один узел драный.

Но это возымело обратное действие. Старшина опять поднял трап.

– Возьми, возьми! – отбивался он. – Я его и так по всем участкам вожу, и все бесплатно. Не первый раз…

Я подошел к старшине, взял его за локоть и сказал, что если в конторе не заплатят, то пассажиры сообща внесут деньги за них или я это сделаю один.

Старшина молча осмотрел меня, презрительно сдвинул на затылок свою морскую фуражку и сказал саркастически в толпу:

– Видали, какой гвоздь нашелся! – И, обернувшись ко мне, добавил сердито: – Без вас обойдутся. Чего я тут баржу держу? Понимать надо! – и с грохотом бросил трап. Рыжебородый со спутницей поднялись на баржу, и мы тронулись вниз по течению стремительного Бурлита.



2

Все приспособление для перевозки пассажиров на этой маленькой плоскодонной посудине состояло из брезентового тента, натянутого на палубе, и нескольких скамеек, расставленных вдоль бортов. Под тентом пахло ржавым железом и плохо провяленной рыбой, которую везли в мешках пассажиры.

Я уселся под открытым небом на носу. Вскоре подошел ко мне и рыжебородый.

– Впервые, должно быть, в здешних местах? – спросил он глухим баском, присаживаясь.

– Да.

– Он мужик хороший, – заметил рыжебородый, кивнув на рубку старшины. – Это он для виду куражится. Любит воспитывать. Откуда у вас эта флотская штука? – вдруг спросил он, разглядывая мою альпаковую куртку.

– От службы осталась, – ответил я. – Недавно демобилизовался.

– Уж не на Тихом ли служили? – спросил он, оживляясь.

– На Тихом. А вы что, тоже на Тихом служили?

– Бывал, – ответил он и стал задумчиво щипать курчавую бороду.

Я достал портсигар и предложил своему собеседнику:

– Курите!

Он взял папироску молча. Я обратил внимание на его крупные руки, все в застарелых черных отметинах металла. Мы закурили.

– Куда едете? – спросил я его.

– А никуда. Так просто еду, и все.

– Может, на новое место работы? – снова спросил я, несколько озадаченный.

– На новое место? – Рыжебородый грустно усмехнулся. – Для меня нет здесь новых мест – все старое.

– А где живете? Где постоянно работаете?

– Нет у меня ничего постоянного: ни работы, ни угла.

Он надолго умолк, глядя на проплывающий мимо крутой лесистый берег.