Тридцать два ветра   ::   Никитин Николай

- Бежать надо за лопатами. Подымать всех на разъезде. Очищать будем.

- И-и, милая, в такой буран разве мы впятером управимся?

- Тогда на деревню надо, за помощью.

- На деревню?.. Дойди! Вороны дохнут на лету. Как дойдешь на деревню-то?

Аня пожала плечами и обратилась к Ивану Варсонофьевичу чуть не плача:

- Ну, где у них сознательность? Ну, что делать, Иван Варсонофьевич?

Старик молчал.

Аня схватила с вешалки свое пальтишко:

- Ладно, я сама пойду.

Тогда Иван Варсонофьевич тоже оделся, и все сразу вышли из дежурки.

Мороз мгновенно сковал ресницы. Выл ветер, стонали провода, звезды исчезли, и снежный вихрь повсюду наметал сугробы.

- Ишь, сила-то, звезды заносит, - сказала баба.

- Главное, военный состав, - сказала Аня. - Бригаду на помощь, что ли, вызвать? Позвонить дежурному?

Старик махнул рукой:

- Сейчас они сами все на перегонах. Сейчас сам дорожный будет вам звонить: дескать, управляйтесь сами. Ваш разъезд, вы и управляйтесь... Вот сочетание! - Он нахлобучил ушанку и двинулся по междупутью. Остановившись у правой стрелки, старик копнул ногой сугроб, потом плюнул на палец и поднял руку, пробуя ветер.

- С болота дует, - сказал он. И тут словно впервые увидел стрелочницу, пожилую женщину, по-старинному, говоря, бабу. - А ты что идолом стоишь? Тебе сказано было идти. Скажи председателю, чтобы всех прислал. И марш! Одна нога здесь, другая там!

Стрелочница не попыталась даже спорить. Она безропотно перелезла через плетень, зашагала переваливаясь - из сугроба в сугроб - и скоро исчезла в метели.

Через десять минут взрослое население разъезда было на ногах. Иван Варсонофьевич хлопотал среди людей, носивших тяжелые деревянные щиты.

- Углом ставь! Откуда метет, понимай! А эти сверх, по сугробу! кричал Иван Варсонофьевич. - Где у вас мозги-то, граждане?

Иногда он останавливался и, сложив ладошки над глазами, старался рассмотреть: что же делается там, за снежной пеленой? Он думал: "Добралась ли до деревни стрелочница?"

Снег валил по-прежнему. Бушевал ветер. Однако теперь со всех сторон раздавались голоса, и, прислушиваясь к скроботу лопат, к стуку их о рельсы, Иван Варсонофьевич увидал расставленные женщинами щиты.

Он вертелся возле колхозниц и распоряжался:

- Ну как, солдатки? Уж вы для фронта постарайтесь!

- Да уж как не стараться, Иван Варсонофьевич! Ведь ты, поди-ко, ты наливочки припас... - запела одна из них протяжным легким голосом, словно пробуя начать "Ах, не белы снеги..."

...Продираясь сквозь вьюгу, из-за поворота выполз тяжелый товарный состав. Белые глаза паровоза медленно приближались к разъезду. Старик заспешил от семафора к дежурке. Там с фонарем в руке уже стояла Анечка.

- А хорошо у вас вышла расстановочка щитов! Это я знаю. Это мы в техникуме проходили, - самоуверенно сказала она. - Действительно, ветром распоряжаться можно. Теоретически это называется роза ветров. Тридцать два ветра, тридцать два румба.

Старик улыбнулся.

Поскрипывали от мороза бандажи вагонов, с платформ, закутанных брезентом, выглядывали длинные стволы пушек. Когда шум от последнего вагона затих, мы вернулись в дежурку.

Аня присела, вытянув ноги к потухшей чугунке. Старик взглянул на часы.

- Вот и утро, - сказал он.

Вдруг в черном микрофоне селектора послышался шипящий голос. Это диспетчер издалека, из шумного железнодорожного узла, за много километров отсюда, вызывал затерянный в тайге глухой разъезд.

- Семенова... Семенова... Семенова!.. - нетерпеливо повторял он. Литерный прошел?

- Прошел, - сказала Аня.

- Понятно. Спасибо. Поздравь всех с Новым годом...

- С Новым годом! - громко ответили мы.

Я даже покраснел от неожиданной ласки этого далекого голоса, долетевшего сюда сквозь все метели, сквозь все тридцать два ветра, бушующих на нашей земле.