Тристан, или о любви   ::   Марек Иржи

А переубеждать ее? Покажите мне безумца, который взялся бы за такую задачку!

Поэтому она говорит, а он молчит, иногда наоборот, он хвалит свою квартиру, тогда она насупленно хмурится, вот почему его тщетные словоизлияния затихают и исчезают, словно вода в песке.

Ах, это упрямое супружеское молчание! Что за удивительное состояние двух людей, когда, устав от бесконечных перебранок, они наконец смолкают, мысленно принимают боевую стойку, оскаливают зубы и выпускают воображаемые когти вроде бы и незаметно, зато с завидным постоянством. Ах, это поразительное молчаливое глубокое непонимание! Они подобны двум тиграм, вконец измотанным бесконечной, бессмысленной борьбой, когда уже нет сил прокусить сопернику глотку. И кладут они тогда утомленные головы друг другу на плечи и сонно тыкаются мордами. Вот с кого надо брать пример, говорят те, кому еще не надоело браниться, смотри, как эти двое преданы друг другу без слов! Ну чем не образец супружеского согласия!

Ибо обман есть то, что помогает нам жить, а самообман - вершина мудрости.

Вот и Яну Томану, наверное, просто кажется, что когда он выходит на эти улочки, такие привычные и родные, то с него словно смывает всю эту муть окружающей обыденности. Ему мерещится, что здесь длится то, старое время, надо только получше вглядеться, и наверняка увидишь, как распахнутся широкие дворцовые ворота и выедет карета, а из ее окошка женская ручка с батистовым платочком подаст тайный - чтобы никто, даже строго оглядывающий улицу лакей на запятках, не заметил - знак!

Судьбы людей во времена давние и нынешние поразительно схожи между собой. Мы едим такой же хлеб, как ели тогда, да и кусок мяса доставляет нам точно такую же радость, впрочем, разница все же есть: раньше подливку подбирали коркой из общей миски, а нынче кусок накалывают на вилку и только потом обмакивают в подливку. Но разве в этом дело? То же самое солнце падает на стены домов, а если когда-то о богатстве хозяев судили по ширине ворот, то ведь и сейчас так, с той лишь разницей, что вместо экипажей оттуда выезжают автомобили.

Ян Томан усмехается собственным странным рассуждениям: если бы моя жена знала, о чем я думаю по дороге домой, наверняка бы прошлась на мой счет.

Однажды философ справедливо заметил, что в наших мыслях тайно отражается наш характер. Ян Томан, не забывай об этом!

*

Услышав собственное имя, он вынырнул из забытья и заметил соседа, старого пана Хиле, торопившегося к нему, возбужденно размахивая рукой. В ней было какое-то письмо. При этом остановился не только Ян Томан, но и многие другие прохожие: в здешних местах не принято окликать слишком громко.

- Друг мой! - вопил пан Хиле. - Представьте себе, я уже получил! Ответ из отдела охраны памятников! Я только что нашел его в ящике и не стерпел, бегу похвастаться! Надо же, а я целый день просидел в библиотеке!

Пан Хиле был уже в годах, но отличался невероятной бодростью.

- Читайте-читайте, я-то уже наизусть выучил, это просто великолепное письмо!

Томан был весьма удивлен, причем не столько содержанием письма, сколько необычной возбужденностью собеседника. Она напоминала вздымающийся смерч, и выпусти тот сейчас из рук письмо, его, наверное, унесло бы этим ураганом под самые небеса.

- Это ваша заслуга, пан Томан, только ваша! - восторженно шептал старик. - Ведь это была ваша идея, и именно вы оказали мне любезность написали наше сообщение на бланке вашего института. Еще бы, научно-исследовательский институт министерства! Это звучит совсем иначе, чем письмо какого-то пенсионера. Будь я хотя бы пенсионер археолог, историк или на худой конец литературовед! А я просто фининспектор на пенсии и старый фантазер, которому втемяшилась в голову блажь...