Трое на четырех колесах   ::   Джером Клапка Джером

Надо нанимать толковых людей и обращаться с ними хорошо, тогда они будут отлично работать и являться по первому вашему зову.

Я не чувствовал желания, чтобы они являлись по первому моему зову; у меня в сердце зародилась антипатия к этим матросам, прежде чем я их увидел. Но мистер Гойльс был очень напорист, а я очень неопытен и подчинился ему во всем. Он обещал, что "не будет шляпой и справится со всем сам, с помощью всего лишь двух матросов и одного юнги". Не знаю, к чему последнее относилось - к провианту или к управлению яхтой.

По дороге домой я зашел к портному и заказал себе подходящий костюм с белой шляпой; портной обещал поспешить и приготовить его вовремя. Когда я, вернувшись, рассказал все Этельберте, она пришла в восторг и тревожилась только об одном - успеет ли сшить платье себе. Это было так по-женски!

Наш медовый месяц кончился совсем недавно - и кончился, благодаря случайным обстоятельствам, раньше, чем мы этого желали; поэтому теперь нам захотелось вознаградить себя, и мы решили не приглашать с собой ни души знакомых. И слава Богу, что так решили. В понедельник костюмы были готовы, и мы отправились в Гарвич. Не помню, какой костюм приготовила себе Этельберта; мой был весь обшит узенькими белыми тесемочками и выглядел очень экстравагантно.

Мистер Гойльс радушно встретил нас на палубе и сообщил, что завтрак готов. Надо отдать ему должное: поварские способности у него были отменные. О способностях остального экипажа мне судить не пришлось, одно могу сказать - ребята были не промах.

Я думал, что как только команда отобедает, мы подымем якорь и выйдем в море. Я закурю сигару и вместе с Этельбертой буду следить, облокотившись на поручень, за мягко тающими на горизонте белыми скалами родного берега. Мы исполнили свою часть программы, но на совершенно пустой палубе.

- Они, кажется, не спешат отобедать, заметила Этельберта.

- Если они в две недели собираются съесть хотя бы половину запасов, то нам их нельзя торопить; не поспеют, - отвечал я.

Прошло еще какое-то время.

- Они, вероятно, все заснули! - заметила опять Этельберта. - Ведь скоро пять часов, пора чай пить.

Тишина действительно стояла полная. Я подошел к трапу и окликнул мистера Гойльса. Мне пришлось кликнуть три раза, и только тогда он явился на зов. Почему-то он казался более старым и рыхлым, чем прежде; во рту у него была потухшая сигара.

- Когда вы будете готовы, капитан, мы тронемся, - сказал я.

- Сегодня мы не тронемся, с вашего позволения, сэр.

- А что такое сегодня? Плохой день?

Моряки - народ суеверный, и я подумал, что нынешний денек мистеру Гойльсу чем-нибудь не понравился.

- Нет, день ничего, только ветер, кажется, не хочет меняться.

- А разве ему нужно меняться? Как будто он дует прямо в море.

- Вот-вот, сэр! Именно: он бы и нас отправил прямо в море, если бы мы снялись с якоря. Видите ли, сэр, - прибавил он в ответ на мой удивленный взгляд, - это ветер береговой.

Ветер был действительно береговой.

- Может быть, за ночь переменится! - И, ободрительно кивнув головой, мистер Гойльс разжег потухшую сигару. - Тогда тронемся: "Головорез" хорошее судно.

Я вернулся к Этельберте и рассказал о причине задержки. Она была уже не в том милом настроении, как утром, и пожелала узнать, почему нельзя поднять паруса при береговом ветре.

- Если бы ветер был с моря, то нас выбросило бы обратно на берег, заметила она. - Кажется, теперь самый подходящий ветер.

- Да, тебе так кажется, дорогая моя, но береговой ветер всегда очень опасен.

Этельберта пожелала узнать, почему береговой ветер всегда очень опасен. Ее настойчивость огорчила меня.

- Я этого не сумею объяснить, но идти в море при таком ветре было бы ужасным риском, а я тебя слишком люблю, моя радость, чтобы рисковать твоей или своей собственной жизнью.