Тысяча девятьсот восемнадцатый год   ::   Фейхтвангер Лион

Что вам от меня нужно? Я вас не звала. Теперь все было бы уже кончено.

_Томас_. Вы видите эту Красную виллу? Я отведу вас туда.

_Анна-Мари_. Нет, нет. Только не туда. Ради всего святого - не туда.

_Томас_. Тогда ко мне.

_Кристоф_ (возвращается). Что случилось?

_Томас_. Я вытащил ее из реки. Помоги мне отвести ее. Отведем ее ко мне.

_Кристоф_. Только что я встретил господина Шульца. Почему он не вытащил ее из реки? Всегда с тобой должно что-нибудь случиться. Ни на минуту нельзя тебя оставить одного.

_Томас_. Идемте, фрейлейн.

3

Комната Томаса. Утро. Поднос с завтраком на столе. _Томас_. _Кристоф_.

_Томас_ (приподымает занавеску, отделяющую альков). Как она хороша!

_Кристоф_. Я думаю, она машинистка.

_Томас_. Страдание одухотворило ее лицо.

_Кристоф_. Какая-нибудь сентиментальная любовная история. Кино.

_Томас_ (с горячностью). Кино. Если что-нибудь вас так проймет, что вам становится не по себе, вы говорите: кино.

_Кристоф_. А ты, конечно, попадаешься на всякую удочку.

_Томас_. Тише. Она шевелится. Фрейлейн!

_Анна-Мари_. Что? Кто вы?

_Томас_. Возле вас висит халат. Наденьте. Здесь горячий чай для вас.

_Анна-Мари_ (выходит из алькова). Вы очень добры ко мне.

_Томас_ (смущенно). Какие пустяки.

_Кристоф_. Я - служащий почтовой конторы, фрейлейн. А вы - машинистка?

_Анна-Мари_. Я помогаю матери в нашем магазине.

_Кристоф_. В каком?

_Томас_ (стараясь переменить разговор). Пейте, прошу вас, чай.

_Анна-Мари_. Вы очень добры ко мне.

_Кристоф_ (недовольно). Вы твердите все время одно и то же.

_Томас_. Да оставь же ее.

_Кристоф_. Я ведь ничего неприятного не говорю ей. Почему, собственно, вы бросились в воду, фрейлейн?

_Анна-Мари_. Я... я...

_Томас_. Вы можете не отвечать.

_Кристоф_. Почему ей не ответить? Зачем эти церемонии? Надо рассуждать трезво. Ведь мы желаем ей добра.

_Анна-Мари_. Я... не... могу.

_Кристоф_. Ну, нет - так нет. Мне пора на службу. Поправляйтесь. А если хотите выслушать совет разумного человека, бросьте ненужные церемонии и давайте прямой ответ на прямой вопрос. А тем, что говорит мой друг, не руководствуйтесь. Все это очень красиво, но годится только для больших праздников. Он, видите ли, гений. (Томасу.) До вечера. (Уходит.)

_Томас_. Кристоф, в сущности, добрый малый.

_Анна-Мари_. Да. Но я не могла говорить. С вами могу. (У окна.) Здесь очень хорошо.

_Томас_ (указывая на скудно обставленную комнату). Но голо. Вот сверху, из Красной виллы - оттуда красивый вид. Напрасно вы не захотели пойти к господину Шульцу. Там у него не так неуютно. Повар, садовник, камердинер. Часто, когда я сижу ночью за работой, фары его автомобиля нахально заглядывают в мою комнату. А когда у господина Шульца бал, даже сюда доносится музыка.

_Анна-Мари_. Да, его автомобиль. Красный, лакированный, внутри светло-серая кожа.

_Томас_. Вы его знаете?

_Анна-Мари_. Да, потому-то...

_Томас_. Потому-то?

_Анна-Мари_. Я вчера хотела это сделать. Да... Он заговорил со мной, когда я стояла перед витриной художественного магазина Гелауера. На нем были чудесные желтые перчатки с отворотами, желтые гамаши. В руках большая трость с набалдашником из слоновой кости. Мы пошли с ним в парк. А потом в ресторан. В какой-то аристократический ресторан. Откуда-то, словно издали, доносилась музыка, и мы пили шампанское. Оно щекотало язык. Второй раз он заехал за мной на машине. Мы поехали далеко в горы. На обратном пути машина как-то неожиданно очутилась перед Красной виллой. Я не хотела войти. Но уже не могла отвертеться.

В зале, где мы ужинали, было много свечей, все очень торжественно. Потом он надел фиолетовый халат. Он был весел, завел граммофон. Вдруг он замолчал, лицо налилось кровью. Я испугалась: все это было так отвратительно. И его руки - бесстыжие руки. О, до чего все было гадко.

_Томас_. А дальше? Позднее?

_Анна-Мари_.