Уроки чтения   ::   Довлатов Сергей Донатович

- Какую справку?

- Что я восхищался Солженицыным. Вы полагаете, не даст мне Лосев такой справки? Даст. Он честный, непременно даст. И буду я по-прежнему редактировать журнал. А вы - короткими рецензиями перебиваться, - закончил Сахарнов.

Помню, меня его цинизм даже развеселил.

Был у меня знакомый юрист. В последние годы - социолог. Выгнали из коллегии адвокатов. Кого-то не того рвался защищать. Хороший человек, однако пьющий. Назовем его Григоровичем.

Взял у меня однажды Григорович номер "Континента" .

- Домой, - спрашиваю, - едешь?

- Домой, прямым ходом, не беспокойся...

- Смотри, поосторожнее...

По дороге Григорович встретил знакомого. Заглянули в рюмочную понравилось. Потом зашли в шашлычную. Потом на лавочке в сквере расположились...

Очнулся Григорович в вытрезвителе. Состояние - как будто проглотил ондатровую шапку. Портфель отсутствует. А в портфеле - номер "Континента"...

Слышит: "Григорович, на выход!"

Выходит из камеры. Небольшой зал. Портрет Дзержинского, естественно. За столом капитан в форме. Что-то перелистывает. Батюшки, "Континент" перелистывает...

Григорович испугался. Стоит в одних трусах...

- Присаживайтесь, - говорит капитан. Григорович повиновался. Сиденье было холодное...

- Давайте оформляться, Григорович. Получите одежду, документы... Шесть рублей с мелочью... Портфель... А журнальчик...

- Книга не моя, - перебил Григорович.

- Да ваша, ваша, - зашептал капитан, - из вашего портфеля...

- Провокация, - тихо выкрикнул обнаженный социолог.

- Слушайте, бросьте! - обиделся капитан. - Я же по-человечески говорю. Журнальчик дочитаю и отдам. Уж больно интересно. А главное - все правда, как есть... Все натурально изложено... В газете писали:

"антисоветский листок..." Разве ж это листок? И бумага хорошая...

- Там нет плохой бумаги, - сказал Григорович, - откуда ей взяться? Зачем?

- Действительно, - поддакнул капитан, - действительно... Значит, можно оставить денька на три? Хотите, я вас так отпущу? Без штрафа, без ничего?

- Хочу, - уверенно произнес Григорович.

- А журнал верну, не беспокойтесь.

- Журнал не мой.

- Да как же не ваш?!

- Не мой. Моего друга...

- Так я же верну, послезавтра верну...

- Слово офицера?

- При чем тут - офицера, не офицера... Сказал, верну, значит, верну. И сынок мой интересуется. Ты, говорит, батя, конфискуй чего-нибудь поинтереснее... Солженицына там или еще чего... Короче, запиши мой телефон. А я твой запишу... Что, нет телефона? Можно поговорить с одним человеком. Я поговорю. И вообще, если будешь под этим делом и начнут тебя прихватывать, говори: "Везите к Лапину на улицу Чкалова!" А уж мы тут разберемся. Ну, до скорого...

Так они и дружат. Случай, конечно, не типичный. Но подлинный...

Дело было в шестидесятом году.

Жил в Ленинграде талантливый писатель Успенский. Не Глеб и не Лев, а Кирилл Владимирович. И жил в Ленинграде талантливый поэт Горбовский. Его как раз звали Глебом. Что, впрочем, несущественно...

Был тогда Горбовский мятежником, хулиганом и забулдыгой.

А Кирилл Владимирович - очернителем советской действительности. В прозе и устно. (Над столом его висел транспарант: "Осторожнее. В этом доме аукнется-в Большом доме откликнется!")

Однажды Горбовский попросил у Кирилла Владимировича машинку. Отпечатать поэму с жизнеутверждающим названием "Морг".

Успенский машинку дал. Неделя проходит, другая. И тут Кирилла Владимировича арестовывают по семидесятой. И дают ему пять строгого в разгар либерализма.

Отсидел, вышел. Как-то встречает Горбовского:

- Глеб, я недавно освободился. Кое-что пишу. Верни машинку.

- Кирилл! - восклицает Горбовский. - Плюнь мне в рожу! Пропил я твою машинку! Все пропил! Детские счеты пропил! Обои пропил! Ободрал и пропил, не веришь?!

- Верю, - сказал Успенский, - тогда отдай деньги. А то я в стесненных обстоятельствах.