Увлекающаяся натура   ::   Джером Клапка Джером

Невинные младенцы у него неизменно получались с хитровато-глупым выражением лица. Молодым девушкам приходилось выбирать, что им больше по вкусу: лицо бессмысленно идиотское или злое, как у начинающей ведьмы. Кротких старушек аппарат делал наглыми и циничными. Нашего священника, прекраснейшего пожилого джентльмена, Беглли изобразил каким-то дикарем с нависшими бровями и с явно недоразвитым интеллектом. Виднейшего адвоката города он запечатлел с таким лицемерным выражением лица, что не многие из видевших его портрет решались потом доверять ему свои дела.

Мне, пожалуй, не следовало бы говорить о себе, так как я могу быть пристрастным. Скажу одно: если я хоть чуточку похож на свою фотографию, сделанную Беглли, то все, что критики когда-либо и где-либо говорили по моему адресу, справедливо и даже больше чем справедливо. Однако я готов утверждать - хоть я и не претендую на красоту Аполлона, - что левая нога у меня отнюдь не длиннее правой и вовсе не изгибается дугой. Это я берусь доказать. Беглли уверял, что с негативом что-то произошло во время проявления, но на фотографии этого пояснения нет, и потому я продолжаю считать себя незаслуженно оскорбленным.

Аппарат в руках Беглли не подчинялся никаким законам перспективы - ни божеским, ни человеческим. Я видел фотографию его дядюшки, снятого рядом с ветряной мельницей, и пусть любое беспристрастное лицо решит, кто из них больше - дядя или мельница.

Однажды он вызвал целый скандал в нашем приходе, демонстрируя карточку всем известной и уважаемой незамужней особы, держащей на коленях молодого человека. Черты лица этого джентльмена были расплывчаты и костюм казался до смешного детским, - между тем, если бы он встал, рост его был бы не меньше шести футов и четырех дюймов. Одной рукой он обнимал ее за шею, а она держала его за другую руку и фальшиво улыбалась.

Имея некоторое представление о фотографической машине Беглли, я охотно поверил объяснению этой дамы, утверждавшей, что мужчина на ее коленях это ее одиннадцатилетний племянник, но люди недоброжелательные смеялись над ее попытками оправдаться, а то, что получилось на снимке, говорило против нее.

Все это происходило на заре всеобщего увлечения фотографией, когда малоопытным людям даже нравилось по дешевке запечатлеть свои черты. И вот почти все, жившие на три мили в окружности, раньше или позже сидели, стояли, облокачивались или лежали перед Беглли. В результате ни в одном приходе люди не отличались таким смирением, как в нашем. Взглянув на свою фотографию, снятую Беглли, никто уж не мог грешить тщеславием. Каждому портрет открывал глаза на его недостатки.

Спустя некоторое время какой-то злонамеренный человек изобрел кодак, и Беглли стал появляться всюду притороченным к предмету, напоминающему миссионерский ящик сверхкрупного калибра. На ящике была надпись, смысл которой сводился к тому, что стоит Беглли нажать на спуск, как человек, очутившийся перед объективом, будет сфотографирован в совершенно непристойном виде.

Для всех знакомых Беглли жизнь стала сплошным испытанием, все ежеминутно боялись, что он застигнет их в нежелательном виде. Он увековечил с помощью моментальной фотографии своего отца, когда тот отчитывал садовника, и младшую сестру в тот момент, когда она прощалась с дружком у садовой калитки. Для него не было ничего святого. Он щелкнул спуском кодака, стоя позади процессии во время похорон своей тетки, и запечатлел, как один из ближайших родственников покойной, закрываясь шляпой, шептал на ухо брату веселый анекдот.

Общественное негодование уже достигло предела, как вдруг в нашей местности появилось новое лицо - молодой человек по имени Хэй, подыскивавший спутников для летней экскурсии в Турцию.