Ведьма   ::   Стругацкий Аркадий

Этот комплекс возникает с рождением человека, формируется в муках жизненного опыта, закаляется в метаниях между погоней за наслаждениями и бегством от боли, а затем наступает великий танатос, и этот комплекс освобождается из телесной оболочки, из тесной тюрьмы косной материи, из оков непреоборимых законов материальной природы, как выползает птенец из опостылевшей скорлупы, и свободный, всемогущий, всеведущий заполняет собой пространство над всеми вселенными. Смерть — вот истинная цель жизни. Человек унаследовал от своих бессмысленных предков инстинкт самосохранения, страх смерти. Что ж, без этого инстинкта, без этого спасительного страха не было бы эволюции, не появился бы человек. Но вот человек появился, и как исцеленный отбрасывает ставшие уже ненужными, уже мешающие ему костыли, так и созревшее сознание должно отбросить страх смерти. Для танатиста жизнь — всего лишь мучительная, но необходимая школа смерти. Заканчивая выступление, я вновь повторяю, дамы и господа: отбросьте страх смерти, ибо самое интересное, прекрасное и вечное ждет каждого из нас там, за порогом танатоса. Благодарю за внимание.

Пока продолжается эта речь, изображение отодвигается, и мы видим, что оно проецируется на экране великолепного телевизионного комбайна, встроенного между двумя блоками книжных полок. Объектив медленно движется по кругу, обозревая кабинет современного преуспевающего ученого. Плотные ряды книг на разных языках. Камин с грудой раскаленных углей. На полке камина — массивный белый череп, по сторонам его возвышаются два семисвечных подсвечника с горящими свечами. Французское окно от пола до потолка (за окном непроглядная темнота). Огромный стол, на столе — телефон с клавишным набором, несколько журналов, роскошный бювар. На стене хорошая копия «Ржи» Ивана Шишкина в нетолстой лакированной раме.

Посередине кабинета, расположившись в креслах, смотрят и слушают четверо: двое мужчин в вечерних костюмах (один из них тот, кто выступает по телевидению), красивая полная дама лет тридцати в вечернем туалете и худощавый большеглазый мальчик в матроске и коротких штанишках.

— Благодарю за внимание, — произносит мужчина на телеэкране и исчезает.

На его месте возникает миловидная дикторша.

— Мы передавали, — мягким вкрадчивым голосом говорит она, — выступление доктора философии, члена Национальной академии наук профессора Максима Акромиса на церемонии вручения ему международной премии Инкварта за монографию «Танатос как цель психобиоза». А сейчас...

Философ Максим Акромис щелкает дистанционным переключателем, и экран телевизора гаснет.

— Вот и всё, — говорит Максим.

— Ты был великолепен, Максик, — произносит дама.

Максим, перегнувшись через подлокотник, целует ей руку.

— Спасибо, Лиза.

Мальчик спрыгивает с кресла, подбегает к Максиму и тормошит его за колено.

— А что было потом, папа? Что было дальше?

— А дальше, сынок, был банкет. Много тостов, много вина, много невкусной еды. И этот швед Стремберг так набрался, что начал гоняться за официантками...

— Максим! — укоризненно произносит Лиза. — При ребенке...

Мальчик заливисто хохочет.

— И он их догнал?

Максим поворачивается ко второму мужчине.

— А ты что скажешь, Эрнст?

Тот пожимает плечами.

— Философия — это не по моей части. А впрочем, выглядел ты внушительно. Приступов у тебя там не было?

— Прагматик несчастный, — ворчит Максим. — Не было приступов, не было...

— Папа, он их догнал? — пристает мальчик.

— Петер! — сердито говорит Лиза. — Не болтай глупостей!

— Это не глупости... Папа! Догнал он их?

— Петер, сейчас же спать!

— Догнал, догнал, — говорит Максим. — Иди спать, сынок. Уже поздно.

— Ты завтра доскажешь?

— Непременно. Спокойной ночи.

Петер целует отца в висок, кланяется Эрнсту.

— До свидания.

— Спи спокойно, Петер, — серьезно и как-то печально отзывается Эрнст.

Лиза, придерживая Петера за плечи, выводит его из кабинета.