Великая Екатерина   ::   Шоу Бернард

Том Робертсон, Ибсен, Пинеро и Барри могли бы жить в другой солнечной системе, Ирвингу от этого было бы ни холодно ни жарко; то же можно с полным правом сказать о предшествующих им современных друг другу актерах и драматургах.

Вот так и создалась порочная традиция; но я, со своей стороны, могу заявить, что она не всегда остается в силе. Если бы не было Форбса Робертсона, чтобы сыграть Цезаря, я бы не написал "Цезаря и Клеопатру". Если бы не родилась Эллен Терри, капитан Брасбаунд никогда не обратился бы на истинный путь. В "Ученике дьявола", который завоевал мне в Америке за мою стряпню звание cordon-bleu [Искусная повариха (франц.)] был бы другой герой, если бы Ричард Мэнсфилд был другим актером, хотя заказ написать, эту пьесу я получил в действительности от английского актера Уильяма Терриса, убитого прежде, чем он оправился от смятения, в которое его поверг результат его опрометчивой просьбы. Ибо надо сказать, что актер или актриса, вдохновившие драматурга на новую пьесу, очень часто смотрят на нее, как Франкенштейн смотрел на вызванное им к жизни чудовище, и не хотят иметь ничего общего с ней. Однако драматург продолжает считать их истинными родителями одного из своих детищ.

Автору, который хоть немного любит свое дело и знает в нем толк, доставляет особую, острую радость предугадать и показать всем не замеченную ранее сторону актерского дарования, о которой не подозревал даже сам актер. Когда я украл у Шекспира мистера Луиса Кэлворта и заставил его, я думаю впервые в жизни, надеть на сцене сюртук и цилиндр, он никак не ожидал, что его исполнение роли Тома Бродбента позволит мне назвать его поистине классическим.

Миссис Патрик Кэмпбел была знаменита и до того, как я стал для нее писать, но не тем, что играла безграмотных цветочниц-кокни. И, возвращаясь к обстоятельству, спровоцировавшему меня на все эти дерзости, я не сомневаюсь, что мисс Гертруда Кингспюун, создавшая себе сценическую репутацию как воплощение восхитительно ветреных и пустоголовых инженю, сочла меня еще более, чем обычно, безумным, когда я уговорил ее играть Елену Еврипида, а затем помог сделать королевскую карьеру в качестве Екатерины Российской.

Говорят: позаботься о пенсах, а фунты сами о себе позаботятся; вряд ли, если мы станем заботиться только об актерах, пьесы сами позаботятся о себе; да и наоборот: вряд ли, если мы станем заботиться только о совершенстве пьес, актеры сами позаботятся о своем совершенстве. В этом деле нужно идти друг другу навстречу.

Я видел пьесы, написанные для актеров, которые вынуждали меня восклицать: "Как часто возможность совершить дурной поступок делает поступок дурным" Но возможно, Бербидж размахивал суфлерским экземпляром перед носом Шекспира на десятой репетиции "Гамлета" и восклицал: "Сколь часто возможность совершить великий поступок делает драматурга великим!" Я говорю - на десятой, ибо я убежден, что на первой он заявил, будто его роль никуда не годится, считал монолог призрака нелепо длинным и хотел играть короля. Так или иначе, хватило у него ума произнести эти слова или нет, его похвальба была бы вполне обоснованна. Какой же отсюда вывод? Каждый актер должен был бы сказать: "Если я сотворю в самом себе героя, всевышний пошлет мне автора, который напишет его роль". Потому что в конечном итоге актеры получают авторов, а авторы - актеров, которых они заслужили.

...льстецы венчанного порока

Доселе не устали прославлять

СЦЕНА ПЕРВАЯ

1776 год. Санкт-Петербург. Кабинет Потемкина в Зимнем

дворце. Огромные апартаменты в стиле, принятом, в России

в конце XVIII века, - подражание Версалю при

"короле-солнце". Непомерная роскошь, грязь и

беспорядок Потемкин, человек гигантского роста и мощного

телосложения, с одним глазом, который притом заметно

косит, сидит с краю стола, где разбросаны бумаги, и

стоят остатки завтрака, скопившиеся за три илу четыре

дня.