Владимир Семеныч из мягкой секции   ::   Шукшин Василий

Молодец! — от всего сердца похвалила Валя. — Это очень хорошо! Теперь — жить да радоваться.

— Я и так пропустил сколько времени! Я бы уж теперь завсекцией был.

— Еще пока опасаются?

— Чего опасаются? — не понял Владимир Семеныч.

— Завсекцией-то ставить. Пока опасаются?

— Я думаю, уже не опасаются. Но дело в том, что у нас завсекцией — старичок, он уже на пенсии, но еще работает, козел. Ну, вроде того, что — неудобно его трогать. Но, думаю, что внутреннее решение они уже приняли: как только тот уйдет, я занимаю его место.

Пошли через городской парк.

Там на одной из площадок соревновались городошники. И стояло немного зрителей — смотрели.

Владимир Семеныч и Валя тоже минут пять постояли.

— Делать нечего, — сказал Владимир Семеныч, трогаясь дальше в путь.

— А у вас, Владимир Семеныч, я как-то все не спрошу: родные-то здесь же живут? — поинтересовалась Валя.

— Здесь! — воскликнул не без иронии Владимир Семеныч. — Есть дяди, два, три тетки… Мать с отцом померли. Но эти… они все из себя строят, воображают, особенно когда я злоупотреблял. У нас наметилось отчуждение, — Владимир Семеныч говорил без сожаления, а как бы даже посмеивался над родными и сердился на них. — Обыватели. Они думают, окончили там… свои… Мещане! Я же не мальчик им, понимаешь, которого сперва можно не допускать к себе, потом, видите ли, допустить. У меня ведь так: я молчу-молчу, потом как покажу зубы!.. Эта моя дура тоже думает, что я за ней бегать стану. Шутить изволите! Если у меня в жизни вышел такой кикс, то я из него найду выход, — Владимир Семеныч очень гордился, что бросил пить, его прямо распирало. — Посмотрим через пару лет, как будут жить они, а как я. Крохоборы. Я через месяц себе «Роджерс» (гарнитур такой, югославский) приволоку: обещали завезти штук семь. Мы уже распределили, кому первые три пойдут… Две тысячи сто семьдесят рэ. Через месяц они у меня будут. Видела когда-нибудь «Роджерс»?

— Нет. Мебель такая?

— Гостиная такая, особенно стенка шикарная. А «Россарио» видела?

— Нет.

— У меня стоит «Россарио», счас посмотришь. Всего девять штук в городе.

— Гляди-ка! — удивилась Валя.

— Им во сне не снились такие гарнитуры. От «Роджерса» они вообще офигеют. Жить надо уметь, господа присяжные заседатели! — воскликнул Владимир Семеныч, ощутив прилив гордого чувства. — Меня почему и пить-то повело: чего ни возьмусь сделать, — все могу! Меня даже из других городов просят: «Достань холодильник „ЗИЛ“, или „Достань дубленку“. Ну, естественно, каждый старается угостить… У меня душа добрая: я уважительный тон хорошо чувствую. И вот это сознание — это я все могу — привело меня к злоупотреблению. Я и работал, как конь, и пил, разумеется.

Валя засмеялась.

— А? — сказал довольный Владимир Семеныч. — Что смеешься?

— Да вы прямо уж… всю правду про себя.

— А чего?! — опять воскликнул Владимир Семеныч. Ему было легко с Валей. — Я всегда так. Если я хочу Люське фитиля вставить, я не скрываю: вставлю. Она надеется, что комнату у меня оттяпает? Пусть. Я все равно себе кооперативную буду строить, но пусть она попробует разменять двухкомнатную на две однокомнатные. Я же в кооператив-то не подам, пока нас не разделят, а как разделят, сразу подаю в кооператив. Вот тогда она узнает: подселят ей каких-нибудь пенсионеров, они ей покажут тинь-тили-ли. Будь спок, милая: я все сделаю по уму.

Дома у себя Владимир Семеныч чего-то вдруг засуетился, даже как будто заволновался.

— Ну-с… вот здесь мы и обитаем! — шумно говорил он. — Не хоромы, конечно, но, как говорит один мой коллега, я под этой работой подписываюсь. Как находишь?

— Хорошо, — похвалила Валя.