Волшебная гора (Главы 1-5)   ::   Манн Томас

---------------------------------------------

Манн Томас

Волшебная гора (Главы 1-5)



Томас Манн

Волшебная гора

Роман

(Главы первая - пятая)

- Так обозначены ссылки на примечания соответствующей страницы.

СОДЕРЖАНИЕ

Вступление

Глава первая

Приезд

Номер 34

В ресторане

Глава вторая

О крестильной купели и о дедушке в двояком образе

Жизнь у Тинапелей и душевное состояние Ганса Касторпа

Глава третья

Достойная омраченность

Завтрак

Шалости. Последнее причастие. Прерванное веселье

Сатана

Острота мысли

Лишнее слово

Ну конечно, женщина

Господин Альбин

Сатана делает оскорбительное для чести предложение

Глава четвертая

Необходимая покупка

Экскурс в область понятия времени

Он пытается говорить по-французски

Политически неблагонадежна

Хиппе

Психоанализ

Сомнения и рассуждения

Разговоры за столом

Появляется страх. Два деда и поездка в сумерках на челноке

Градусник

Глава пятая

Суп вечности и внезапное прояснение

Боже мой, я вижу!

Свобода

Капризы Меркурия

Энциклопедия

Humaniora

Изыскания

Хоровод мертвецов

Вальпургиева ночь

Примечания P.Миллер-Будницкой

ВСТУПЛЕНИЕ

История Ганса Касторпа, которую мы хотим здесь рассказать, - отнюдь не ради него (поскольку читатель в его лице познакомится лишь с самым обыкновенным, хотя и приятным молодым человеком), - излагается ради самой этой истории, ибо она кажется нам в высокой степени достойной описания (причем, к чести Ганса Касторпа, следует отметить, что это именно его история, а ведь не с любым и каждым человеком может случиться история). Так вот: эта история произошла много времени назад, она, так сказать, уже покрылась благородной ржавчиной старины, и повествование о ней должно, разумеется, вестись в формах давно прошедшего.

Для истории это не такой уж большой недостаток, скорее даже преимущество, ибо любая история должна быть прошлым, и чем более она прошлое, тем лучше и для ее особенностей как истории и для рассказчика, который бормочет свои заклинания над прошедшими временами; однако приходится признать, что она, так же как в нашу эпоху и сами люди, особенно же рассказчики историй, гораздо старее своих лет, ее возраст измеряется не протекшими днями, и бремя ее годов - не числом обращений земли вокруг солнца; словом, она обязана степенью своей давности не самому времени; отметим, что в этих словах мы даем мимоходом намек и указание на сомнительность и своеобразную двойственность той загадочной стихии, которая зовется временем.

Однако, не желая искусственно затемнять вопрос, по существу совершенно ясный, скажем следующее: особая давность нашей истории зависит еще и от того, что она происходит на некоем рубеже и перед поворотом, глубоко расщепившим нашу жизнь и сознание... Она происходит, или, чтобы избежать всяких форм настоящего, скажем, происходила, произошла некогда, когда-то, в стародавние времена, в дни перед великой войной, с началом которой началось столь многое, что потом оно уже и не переставало начинаться. Итак, она происходит перед тем поворотом, правда незадолго до него; но разве характер давности какой-нибудь истории не становится тем глубже, совершеннее и сказочнее, чем ближе она к этому "перед тем"? Кроме того, наша история, быть может, и по своей внутренней природе не лишена некоторой связи со сказкой.

Мы будем описывать ее во всех подробностях, точно и обстоятельно, - ибо когда же время при изложении какой-нибудь истории летело или тянулось по подсказке пространства и времени, которые нужны для ее развертывания? Не опасаясь упрека в педантизме, мы скорее склонны утверждать, что лишь основательность может быть занимательной.

Следовательно, одним махом рассказчик с историей Ганса не справится.