Враги, История любви   ::   Зингер Исаак Башевис

В пределах досягаемости у него постоянно будет револьвер или даже пулемет. Если нацисты найдут тайник и придут арестовывать его, он встретит их градом пуль, а одну оставит себе.

Вода уже почти переливалась через край; ванная была полна пара. Герман быстро закрутил оба крана. Он был одержим своими снами наяву.

Едва он забрался в ванну, Ядвига открыла дверь. "Вот, возьми мыло".

"У меня есть кусок".

"Косметическое мыло. Понюхай. Три куска за десять центов".

Ядвига понюхала мыло и дала ему. У ней до сих пор были жесткие руки крестьянки. В Липске она работала, как мужчина. Она сеяла, косила, молотила, собирала картошку, даже пилила и колола дрова. Здесь, в Бруклине, соседки давали ей разные кремы, что бы смягчить кожу на руках, но руки оставались мозолистыми, как у рабочего. Икры у нее были мускулистые, твердые, как камень. Все остальное было женственным и мягким. Груди полные и белые; бедра круглые. Ей было тридцать три, но она казалась моложе.

С восхода солнца до той минуты, когда пора идти спать, она не отдыхала ни минуты. Она все время находила, что делать.

Дом стоял неподалеку от океана, но, несмотря на это, в открытые окна летели тучи пыли, и Ядвига мыла и терла, протирала и драила дни напролет. Герман помнил, как его мать хвалила Ядвигу за прилежание.

"Давай я тебя намылю", - сказала Ядвига.

Вообще-то говоря, он хотел побыть один. Он продолжал обдумывать во всех подробностях, как будет скрываться от нацистов в Бруклине. Например, окно: нацисты не должны обнаружить его; надо его замаскировать; но как?

Ядвига начала намыливать ему спину, руки, поясницу. Он не удовлетворил ее потребности в детях, и теперь он сам стал для нее ребенком. Она баловала его, она играла с ним. Всякий раз, когда он уходил из дома, она боялась, что он не вернется - исчезнет в сутолоке, в невероятных просторах Америки. Когда он возвращался, она воспринимала это как чудо. Она знала, что сегодня ему предстоит ехать в Филадельфию, где он останется на ночь, но пусть по крайней мере он позавтракает с ней!

Из кухни доносился аромат кофе и свежих булочек. Ядвига научилась печь точно такие булочки с маком, какие были в Живкове. Она выставляла на стол всевозможные деликатесы и готовила его любимые блюда: клепки, борщ с фрикадельками, пшенку с молоком, жаркое в мучном соусе.

Каждый день она подавала ему свежевыглаженную рубашку, нижнее белье и носки. Она так много хотела сделать для него, но ему было надо так мало. Он больше времени проводил в разъездах, чем дома. Ее жгло желание поговорить с ним. "Когда отходит поезд?", - спросила она.

"Что? В два".

"Вчера ты сказал в три".

"Чуть позже двух".

"А где этот город находится?"

"Филадельфия? В Америке. Где же еще?"

"Далеко отсюда?"

"В Липске это считалось бы далеко, а здесь - два часа поездом".

"Откуда ты знаешь, кто захочет купить книги?"

Герман задумался. "Я этого не знаю. Я ищу покупателей".

"Почему ты не торгуешь книгами здесь? Здесь так много людей".

"Ты имеешь в виду Кони Айленд? Люди приезжают сюда поесть поп-корн, а не почитать".

"А что это за книги?"

"О, всякие: как строить мосты, как похудеть, как руководить правительством. Тексты песен, рассказы, пьесы, жизнь Гитлера..."

Лицо Ядвиги сделалось серьезным. "Об этой свинье пишут книги?"

"О всех свиньях пишут книги".

"Ну-ну". И Ядвига ушла на кухню. Через некоторое время Герман последовал за ней.

Ядвига открыла дверцу клетки, и попугаи летали по кухне. Желтый, Войтысь, сел на плечо Германа. Он любил погрызть у Германа мочку уха и клевал крошки с его губ или кончика языка. Ядвигу всегда удивляло, насколько моложе, свежее и счастливее выглядел Герман после того, как принимал ванну.

Она подала ему теплые булочки с маком, черный хлеб, омлет и кофе со сливками. Она старалась как следует кормить его, но он ел кое-как.