Жизнь после Бога   ::   Коупленд Дуглас

— Вот только у Орешкина родились бельчата, и ему пришлось устроиться работать на фабрику, где из орехов делали ореховое масло, и так никогда и не удалось закончить свою работу.

— А-а… Я помолчал.

— Хочешь послушать про каких-нибудь других животных?

— Можно, — несколько уклончиво ответила ты.

— Ты когда-нибудь слыхала о киске Хлоп-хлопке?

— Нет.

— Так вот, киска Хлоп-хлопка собиралась стать кинозвездой. Но она прозвонила столько денег по своей кредитной карточке, что ей пришлось устроиться кассиршей в Канадском банке в Гонконге, чтобы расплатиться по всем счетам. Скоро она стала просто слишком старой для звезды, а может, у нее пропало желание, или и то и другое. И она поняла, что проще сказать, чем сделать, и…

— И что дальше? — спросила ты.

— Ничего, малыш, — сказал я, решительно останавливаясь, потому что вдруг ужасно испугался, что рассказал тебе про всех этих животных, забил тебе голову всеми этими историями — историями обо всех этих малых созданиях, таких прелестных, которые все должны были попасть в сказку, но растерялись по дороге.



Гостиничный год



1. Кэти



Это было давно. Я попал в полосу тягостных раздумий и довольно сумбурно оборвал большую часть своих связей с прошлым. Я переехал в гостиничный номер на Грэнвилл-стрит, где оплату брали понедельно и вода текла только холодная, постригся наголо, перестал бриться и вытатуировал на правом предплечье терновый венец. Целыми днями я валялся на кровати, уставившись в потолок, прислушиваясь к пьяным скандалам в чужих комнатах, воплям чужих телевизоров и звону осколков чужих зеркал. Соседи мои представляли собой смесь пенсионеров, переселенцев, торговцев наркотиками и так далее. Все эти статисты создавали уместно-изысканный фон для моей веры в то, что бедность, страх смерти, облом в сексуальной жизни и неспособность общаться с окружающими приведут меня к некоему Озарению. Я был преисполнен любви — только никто в ней тогда не нуждался. Мне казалось, что я нахожу утешение в одиночестве, но если честно, то я с каждым днем приобретал Вид все более законченного горемыки.

Моими соседями напротив была в те поры чокнутая парочка -Кэти и Подгузник. Кэти было семнадцать, и она сбежала из родительского дома в Кэмлупсе, что на севере; Подгузник был чуть постарше, родом из восточной глубинки. Оба были бледные, как привидения, длинноволосые и с ног до головы в черной коже, которую так любят металлисты. У обоих была привычка бодрствовать по ночам и спать далеко за полдень, но иногда мне случалось видеть Подгузника, который с крайне предприимчивым видом продавал на Грэнвилл-стрит смесь гашиша с героином трудягам лесосек, приехавшим в город на выходные. Или Кэти, которая под дождем продавала сережки из перышек на Робсон-стрит. Иногда я видел обоих в угловой бакалейной лавке, где они покупали крафтовские обеды, гранатовый сироп, морковные палочки, хрумкалки и шоколадки с мятной начинкой. Мы по-соседски кивали друг другу, а еще мы время от времени сталкивались в пивной гостиницы «Иель» и разговаривали, и благодаря этим встречам я и смог узнать их получше. Они сидели, рисуя друг другу черепа со скрещенными костями на полосках никотинового пластыря, и пили бочковое пиво.

Подгузник: Хочешь поговорим?

Кэти: Не— а.

Подгузник: Нет так нет.

Кэти (после паузы): Ну хватит уже.

Сам по себе каждый из них мог представлять интерес, но, когда они были вместе, разговор их становился довольно куцым. Иногда это славно — посидеть с неразговорчивыми людьми.

Однако если в их отношениях и присутствовало обожание, оно носило строго односторонний характер. Кэти была влюблена в Подгузника, свою первую любовь, тогда как Подгузник, я подозреваю, видел в Кэти всего лишь сменную подружку.