За Лувром рождается солнце   ::   Мале Лео

И добавил, развлекаясь от души: – Царь сыщиков, не так ли?

Я пожал плечами:

– Не совсем. Мне написала ваша жена.

– Как всегда... Похоже, с опозданием?

– Почтовики бастовали.

– Ах так! Ну что же, присаживайтесь, Бурма. Мы с вами теперь уже давние друзья, правда? Ведь мы встречаемся уже в третий раз?

– Совершенно точно.

Повесив на вешалку шляпу и пальто, я сел.

– Что-нибудь выпьете? – спросил он.

– Охотно. Зачем отказываться от добрых обычаев?.. Сохраним хотя бы некоторые из них. Вы понимаете намек, мой дорогой Лере? На этот раз вы мне не позвонили.

Я улыбнулся. Он ответил мне улыбкой.

– Подождите, подождите! Какая разница, если вы все равно меня нашли?

Он протянул мне меню:

– Устрицы, луковый суп или шатобриан?

– Шатобриан.

– Два, – сказал Лере, поворачиваясь к официанту, который в ожидании заказа покачивался на плоских ступнях.

Официант исчез. Лере поерзал на стуле, снова взглянул на меня и сказал:

– Похоже, вы серьезно относитесь к своей работе.

– Приходится, – я сделал паузу: – ...Мне кажется, дружище, вашей супруге начинают надоедать эти загулы.

Он презрительно отмахнулся:

– Пока только начинают...

Появились шатобрианы, и мы на них навалились. Я сказал:

– Это может кончиться бедой.

Не торопясь, он пережевал и проглотил кусочек мяса.

– Да нет же, нет, – запротестовал он. – Я знаю Эмилию... Да я и возвращаюсь теперь уже скоро. Завтра. Самое позднее, послезавтра. Разве что вслед за почтарями забастуют железнодорожники... А может быть, все-таки поговорим о чем-нибудь другом?

И мы заговорили о другом. Во время еды я смотрел на Лере и думал, что он странный мужик, что госпожа Лере, должно быть, странная бабка, что семейство Лере – странное семейство, а Нестор Бурма – странный сыщик, не испытывающий стыда от того, что за его табак, среди многого другого, платят лица подобного уровня, не слишком требовательные к его труду. Как говорила Габи, таких бы побольше. Не доставляющих хлопот. Постоянных. Словно выплачивающих вам ренту. Кормящих вас...

А началось все в 1952 году.

Одним прекрасным майским утром я получил письмо из Лиможа с подписью некоей госпожи Эмилии Лере. Она сообщала, что обнаружила мое имя в газете, а адрес нашла в справочнике "боттен". Госпожа Лере извинялась, что тревожит меня по пустякам, столь далеким от моих повседневных обязанностей, но если бы я был так любезен... Она уверена, что в моих руках дело не затянется. Короче говоря, она сообщала, что ее муж только что ударился в загул. Скорее всего он в Париже. Пусть себе поразвлечется, она ничего не имеет против, ведь жизнь в провинции далеко не всегда весела, а весна действует и на пятидесятилетних, она понимает это. И, тем не менее, ей не хотелось бы, чтобы шутка слишком затянулась. Для нее это вопрос достоинства. Так что если бы я мог разыскать ее мужа и посадить в лиможский поезд... Она добавляла кое-какие подробности. Но, к сожалению, они мало мне помогли. А вот фотография беглеца, которую она прилагала к письму, и приличный денежный перевод, конечно, пригодились.

Комиссар Флоримон Фару, полицейский из бригады по наблюдению за гостиницами, которого я привлек к делу, достаточно быстро обнаружил загулявшего провинциала. И, как только Лере нашли, я предпринял шаги, чтобы с ним познакомиться. С той поры мы более или менее сдружились. Воспользовавшись моментом, когда он в очередной раз размягчел от выпивки, я прочел ему лекцию о нравственности и о родных краях. Ведь он гражданин, которому я мог бы приходиться сыном! Эта трогательная сценка происходила в известном кабаке "Спокойный отец" в районе Центрального рынка. Обстановка вполне соответствовала моменту.

Я не скрыл от него ни своей профессии, ни возложенного на меня поручения, и Лере откровенно ликовал.