Книга Мирдада   ::   Ошо

Он все время маячил перед глазами; встревал в мысли; горячил кровь и просто зудел в мышцах и костях.

Наконец, я заявил, что хотел бы взобраться на эту гору.

Кремневый Откос

Обращенный к морю на западе, вздымающийся на многие тысячи футов, резко очерченный, крутой и скалистый, Алтарный Пик выглядел устрашающим и неприступным. Все же мне указали два хоть сколько-нибудь безопасных подхода к нему. Оба представляли собой узкие тропинки, вьющиеся над пропастями, одна шла с севера, а другая с юга. Но я решил не придерживаться ни одной из них. Дело в том, что я разглядел между ними узкий откос, спускающийся прямо с вершины и достигающий почти подошвы горы. Он показался мне гладким и царственным путем, ведущим наверх. Он влек меня с безрассудной силой, и я решил проложить свой путь по нему.

Когда я поведал о своем выборе одному из местных горцев, тот устремил на меня свой пылающий взор, всплеснул руками и воскликнул в ужасе:

“Кремневый откос? Не будь дураком и не отдавай свою жизнь задешево. До тебя многие пытались, но никто не смог вернуться, чтобы хотя бы рассказать, о том, что с ними случилось. Кремневый откос? Это же надо!”

Он стал настойчиво предлагать провести меня на гору. Но я вежливо уклонился от его помощи; не понятно почему, но его ужас оказал на меня совершенно обратное действие. Вместо того чтобы сдержать, он пришпорил меня и еще сильнее направил на избранную цель.

Как-то утром, едва только забрезжил первый свет, я стряхнул сон со своих очей, собрал вещи, прихватил семь лепешек хлеба, и направился к Кремневому откосу. Кажется, что легкое дыхание уходящей ночи, нарождающийся пульс нового дня, гложущее меня стремление разгадать тайну привязанного монаха, а еще больше, стремление сбросить ярмо самого себя, хотя бы на самое короткое время, все это буквально окрылило мои ноги и вселило летучесть в кровь.

Я вступил на тропу с песней в сердце и с твердым намерением в душе. Но, когда, проделав длительный и радостный переход, я оказался у нижнего конца Откоса и попробовал оценить его на взгляд, то песнь моя затихла на устах. То, что издали казалось прямой, гладкой, похожей на ленту дорогой, теперь предстало предо мной во всей своей крутизне и недоступности. Сколько мог охватить мой взор, и вверх, и по сторонам, я не мог разглядеть ничего, кроме расколотых кусков кремня, самого разного размера и формы, от мелких игл до острых пластинок. Повсюду никаких следов жизни. Все вокруг было, как бы окутано мрачным саваном безнадежности, в то время как сама гора скрылась из виду. И все же, я не остановился.

Перед моим взором все еще стоял пылающий взгляд доброго человека, который предупреждал меня против откоса. Но я призвал всю свою решимость и начал восхождение. Однако вскоре я понял, что, просто переставляя ноги, я не смогу одолеть заметной дистанции, ибо кремень осыпался подо мной, рождая звуки, напоминающие предсмертные хрипы, несущиеся из миллиона глоток. Чтобы продвинуться хоть немного, мне пришлось воспользоваться руками, коленями, а также пальцами ног, стараясь поглубже погрузить их в щебень. Как мне хотелось в тот миг стать прыгучим, как коза!

Я продвигался зигзагами, все выше и выше, не давая себе отдыха. Ибо опасался, что ночь может наступить раньше, чем я достигну своей цели. Мысль об отступлении ко мне даже не приходила.

День уже был в разгаре, когда я вдруг почувствовал сильный голод. До этого момента я не вспоминал ни о пище, ни о питье. Лепешки, которые я завязал в мешке вокруг пояса, обрели в этот миг большую ценность, я им был очень рад. Я развязал их и был готов отломить первый кусок, как вдруг раздался звук колокольчика и еще того, что показалось мне всхлипываниями тростниковой дудочки.