Здравствуй, Мурка, и прощай!   ::   Колычев Владимир

Все уже в прошедшем времени.

Людей на поминках было чуть-чуть. В основном забулдыги. Тетя Лида не очень-то старалась скрыть свое пренебрежение к ним. Накормила, налила каждому три раза по сто и выставила за дверь.

Битую посуду оставили в доме. Все, что было более или менее ценным, загрузили в машину. Не пропадать же добру – рассудила тетка. Марине было все равно. Пусть хоть весь дом на буксир берут да к себе везут.

Утром дядя Слава запряг свою «телегу», и Марина отправилась в путь. К обеду была на месте.

Тетя Лида и дядя Слава уверяли, что живут в Москве. В собственной благоустроенной квартире. Но, как выяснилось, жили они на окраине небольшого подмосковного города, километрах в тридцати от столицы. Трехэтажный дом старой постройки с позеленевшей от времени крышей. Захламленный двор с огромными лужами и пеньками вместо деревьев. В подъезде воняло мочой. Благоустроенная квартира представляла собой двухкомнатное жилище с узкой – не развернешься – прихожей и тесной кухонькой. Дешевенькие, но свежие обои на стенах, старенькая, но хорошо сохранившаяся мебель, черно-белый телевизор на ножках. Санузел – крохотная каморка, куда еле вмещался унитаз. Это же и душевая.

Тетя Лида провела Марину в небольшую, с маленьким окном комнатенку. Кушетка, шкаф, книжная полка, трельяж, на полу – старый затертый коврик.

– Твоя комната! – произнесла она с видом, будто вселяла племянницу в царские палаты.

– Мне нравится, – скупо улыбнулась Марина.

О царских палатах она и не мечтала. Комнатка ее вполне устраивала.

– Давай располагайся. И на кухню. Ужин будем готовить.

Марине пришлось скрывать свое недовольство. Готовить она не умела да и не любила. Но скажи тетке такое, сразу же нарвешься на нравоучение – приличные девушки должны уметь вести домашнее хозяйство. Не говорить же ей в ответ, что у нее нет никакого желания быть приличной девушкой.



* * *



Май – месяц непредсказуемый. Вчера было холодно, с неба валил мокрый снег. А сегодня с утра солнце. К обеду все просохло. В парке зелено, сиренью пахнет. Красота, короче. А то, что лавки грязные, так это ерунда. Спинки на скамьях широкие, покатые – само то, чтобы задки на них мостить. Высоко сидишь – далеко глядишь.

А вдали парочка под парусами. Парниша в темном костюмчике и девка в светлом плаще. Смазливая бикса. Чисто березка. Загинай и ломай... Но Капрон никого заламывать не собирался. С хорем девка, значит, занята. Ну, хахаля можно и под замес пустить, не проблема. Только тогда сам в раж войдешь. И уже не остановишься – тогда уж точно «березку» разлохматить придется. А это косяк. Не по понятиям – мохнатые сейфы вскрывать. Если менты за это дело закроют, тогда хана – на киче насильников опускают влет. Так что уж лучше не задираться.

Капрон ловким движением выбил из пачки папиросу, сунул ее в рот, зубами смял мундштук. Полез за спичками. Но в кармане пусто. Посеял где-то чирки. Многозначительно глянул на Кнута. Может, он огоньком подогреет. Но кореш расценил его взгляд по-своему. Вскочил с лавки, перегородил путь парочке.

– Васек, прикурить дай! – хищно осклабился он.

– Я не Васек, – покачал головой парень.

Капрон внимательно смотрел на него. Крепенький с виду чувак. Высокий, не слабого сложения. Черные курчавые волосы, вывеска не хилая – мощные надбровные дуги, широкий подбородок с ямочкой. Взгляд прямой, борзоватый. Он не боялся Кнута. И его кенты – Капрон и Анисим – нисколько его не смущают. За фраеров он, что ли, их держит? Капрон почувствовал, как закипает в жилах кровь.

– Сказал Васек, значит, Васек... – продолжал наезжать Кнут. – Прикурить, говорю, дай!

– Не курю!

– Ты чо, тупой, в натуре? Тебе чо, ума дать?

Капрон сунул руку в карман, нанизал на пальцы кастет.