Алена и Аспирин   ::   Дяченко-Ширшова Марина

Родители в ссоре, возможно, разведены. Или мать-алкоголичка, а ребенка отсудили отцу. Маловероятно, но мало ли. Короче, отец за ней пришел, а она с отцом почему-то идти не хочет. Бытовуха в полный рост. Раннеподростковые проблемы.

— Так, — сказал он решительно. — Или ты со мной идешь, или... стой себе. Так что?

Девочка молча смотрела на него круглыми, как с открытки, голубыми глазищами.

— Я пошел, — сказал Аспирин с облегчением. — Семейные разборки — не по моей части.

Он направил луч света на щербатый асфальт под ногами и зашагал к выходу из подворотни. Впереди, в проеме арки мерцали звезды. «Как хорошо, что у меня нет детей», — думал Аспирин, выходя под чистое летнее небо. «Как хорошо, что я не женился тогда на Люське», — думал он, сворачивая в проходной двор. «Как хорошо, что я...»

Мысль оборвалась. На детской площадке — где же еще? — под умирающей от удушья липой гнездились обкурившиеся малолетки.

А может, не обкурившиеся. А может, совершеннолетние. В темноте не разобрать. Не сосчитать огоньки сигарет, не спросить документы.

— Эй, ты! Иди сюда!

Аспирин мазнул по компании фонарем. Человек шесть. Одна девица. И что самое неприятное — бультерьер.

— Не слепи, падла!

Рычание.

Аспирин погасил фонарь и тихонько отступил к выходу со двора. Может, сами отсохнут и сами отвалятся? Не тут-то было.

— Иди сюда, говорят! Лучше будет!

— Что надо, ребята? — осведомился Аспирин по-деловому. — Я — ди-джей Аспирин...

Ржание. Эти дети либо не верили ему, либо не слушали радио.

— Аспирин-пидорин, прикурить не найдется? — звонко спросила девица.

Он отступал, не сводя глаз с собаки. У одного его приятеля когда-то была такая. Отгрызла средний палец на левой руке — собственному хозяину...

— Держи пса, — предложил он холодно.

Ржание. Девица заливалась громче всех. Какое неприятное сочетание, подумал Аспирин, — бабец и собака...

— Абель, фас! Оторви ему яйца!

Аспирин повернулся и побежал. Палку мне, палку, лучше железную, лучше заточку... Нет времени подобрать кирпич... темно... а баллончик, который целый год провалялся в сумке, сегодня остался в багажнике — лежит в гараже, полеживает...

Тускло вспыхнул фонарь у входа в подворотню. Этого света как раз хватило Аспирину, чтобы не налететь в темноте на мусорный бак. Он в последний момент вильнул в сторону, оглянулся и увидел в свете фонаря, как бультерьер, похожий на фаршированный бледный чулок, несется через двор, а вслед за ним бежит чудище о восьми ногах, четыре рта что-то вопят, восемь рук месят воздух...

Только теперь Аспирин вспомнил о девочке, которая по-прежнему стоит, наверное, в этой самой подворотне и прижимает к груди медвежонка.

Он подхватил с земли осколок кирпича, кинул в пса и почти попал. Тварь замедлила движение, но ненадолго.

— Скотина! Ты что делаешь! — орала девица. — Абель, взять!

Аспирин кинулся в подворотню. Свет фонаря насквозь простреливал бетонный коридор. Девочка, вопреки надеждам Аспирина, не убежала, услышав крики, топот и рычание, а только плотнее вжалась в стену.

Аспирин схватил ее за руку и потащил за собой. Зря, наверное. Он и сам, без балласта, бегал куда медленнее коротконогой собаки.

Подворотня закончилась. Девочка вырвала руку из руки Аспирина, обернулась и бросила медвежонка обратно, в проем арки, где на стенах прыгали тени.

Сначала он услышал крик — визг, вопль, разрывающий чьи-то голосовые связки.

И секундой спустя увидел огромную тень, выросшую на бетонной стенке поверх побледневших в страхе граффити.

Глухо ухнула собака. Что-то шлепнуло о стену и о пол. И сделалось тихо. Только топот ног, затихающий далеко-далеко...

В соседних домах стали зажигаться окна.

— Уходим, — сказал Аспирин, плохо соображая, ведомый инстинктом.

— Сейчас, — сказала девочка.