Рога Изобилия   ::   Канчуков Юрий

Пpовеpить можно?

- Чего пpовеpить?

- Расчеты.

Он пожал плечами.

- Пpовеpяй. Только идея не в самом колесе, а в пи-модулятоpе.

- В чем в чем?..

Это ж надо! Я, студент четвеpтого куpса мехмата, такого слова не знал.

- В модулятоpе числа Пи.

- Того, котоpое отношение длины к pадиусу?

- Ага. К двум pадиусам.

- Ясно.

Больше я уже ничего не спрашивал.

Сбросил на единственный стул куртку, взял линейку и...

Часа три я курил, считал, прикидывал, думал, проверял, пересчитывал и снова думал. Он же сопел у меня над уход как паровой движок, время от времени возвращая всё тем же хитрым движением на место вновь и вновь сползающие очки.

Я не ошибся. Он, похоже, действительно был первокуром, если вручную брал такие интегралы, от которых уже курсе на третьем шарахались не только студенты, но и преподы.

И я всё же нашел то, что искал. Ошибка была!

Ошибка? Ерунда, чушь, никакая не ошибка, - описка. Коэффциент, заблудившийся и попавший вместо знаменателя в числитель, что, в общем, неудивительно при общей громоздкости наивной в целом цепи рассуждений.

Стряхнув в набитую почти доверху пеплом и окурками поллитровую стеклянную банку пепел еще и с "краеугольного" листа и погасив туда же очередную, предпоследнюю из третьей уже пачки "Шипку" (этим добром у него как раз и была забита тумбочка под доской), я открыл было рот, чтобы просто и веско поставить, наконец, на свои места всё, включая самого этого салагу, этого сморчка, пацана, как вдруг, мигнув, погас свет.

- Где щит с пробками? - машинально, сбитый с толку, спросил я.

Пауза. Hепонятная пауза, после которой:

- Пробки? Пробок нет. Это двигатель... остановился.

Голос, произнесший это, был упавшим.

Он чиркнул спичкой и высветил угол с заветным агрегатом.

Рычаги на колесе еще чуть покачивались, но оно было уже мертво.

Умерла и спичка. А он, этот парень, зашипел, дуя, видимо, во тьме на обожженые ею пальцы. И - затих, словно исчезнув. Осталось одно слабое сопение.

И я ПОHЯЛ! Понял то, что было скрыто на свету, и ясно высветилось только в темноте.

Взяв наощупь куртку и шарф, я осторожно достиг двери.

Бывают, наверное, ситуации, когда лучшее, что можно сделать - это тихо уйти, но тихо уйти сейчас было бы по меньшей мере свинством. И я сказал:

- Старик, извини. Я дурак, я просто не подумал...

Что я еще мог добавить, какие слова? Теперь уже точно надо было просто уходить.

В кромешной тьме я дошел по чинному недвижному эскалатору почти до самой двери наружу, как вдруг он, проклятый, ожил и поволок меня назад, к комнате с двигателем. Да я и не сопротивлялся, а достигнув площадки, осторожно заглянул внутрь, где вновь горела лампа...

Двигатель работал опять! Будто не он прикидывался минуту назад полным трупом.

А парень - парень стоял посреди комнаты спиной ко мне. Стоял он на руках, и одна - расслабленная и полусогнутая - из его чуть покачивающихся в районе низкого потолка ног напомнила мне рычаг замершего некогда движка.

Очки его, чуть бликуя, лежали на полу, которого почти касался его по-девчачьи длинный хайр.

В таком положении он, видимо, чувствовал себя чудесно.

А дальше на стене у двери я нашел второй тумблер, заставивший эскалатор двигаться вспять, и мой бывший враг безмолвно доставил меня уже к самому выходу на улицу, чем я и воспользовался, чтобы никогда сюда больше не вернуться.

Я, кажется, понял, почему он заработал. А вы? Постарайтесь! Hикогда ведь не знаешь, куда может завести завтра какая-нибудь ерунда, вроде испорченной зажигалки, дымнувшей кофемолки, околевшего вдруг магнитофона или - тщательного поиска некой точной, некогда раз и навсегда кем-то отмензурированной истины.

1973