Роман с английским   ::   Миллер Лариса

Экзамен, которого совсем не помню, это экзамен по языку (опять невстреча). Зато отлично помню, как сдавала историю, вытащив билет N 29 ("триумфальное шествие советской власти и поход Степана Разина за зипунами") - единственный, которого боялась, потому что не выучила и успела повторить лишь перед самым экзаменом, дожидаясь своей очереди в душном коридоре.

Итак, ИНЯЗ. Вот когда, по логике вещей, должна наконец-то произойти моя встреча с английским. Но жизнь - выше логики или, по крайней мере, совсем другое дело. ИНЯЗ для меня все, что угодно, но только не постижение языка. ИНЯЗ - это прежде всего освобождение от ненавистной школы, головокружительное чувство новизны, интеллигентные преподаватели, говорящие студентам "вы". ИНЯЗ - это многочасовые разговоры по душам с подружкой, веселая праздность и не менее веселый экзаменационный аврал. ИНЯЗ - это не столько Чосер, Шекспир и Байрон, сколько лихо распеваемые нами по-английски джазовые песенки, ради которых на наши институтские вечера рвалась вся московская "золотая" молодежь. ИНЯЗ - это три с половиной целинных месяца, степные просторы и долгие ночные прогулки под густыми звездами. Это - любовь, которая сделала институт в Сокольниках самым счастливым, а позже самым несчастным местом на земле.

Ну а как же английский? А как же дивные институтские преподаватели? Серьезный и умный Наер, фанатично влюбленный в язык коротышка Венгеров, темпераментная, с живыми глазами, громким смехом и постоянной сигаретой в руке Фельдман, высококлассные специалисты по стилистике и переводу Рецкер и Кунин, многочисленные американцы, вернее, американские евреи, по высокоидейным соображениям переселившиеся в Россию в тридцатые годы? Неужели вся их наука прошла мимо меня? А как же мои регулярные походы в Разинку1, где неотразимый Владимир Познер делал обзор новинок английской и американской литературы? Неужели все мимо? Наверное, нет. Наверное, я что-то все-таки усваивала даже помимо собственной воли. Но насколько же меньше, чем могла. Оглядываясь назад, вижу, что в студенческие годы мой роман с английским то затухал, то вспыхивал с новой силой. На первом курсе идея выучить язык казалась мне весьма оригинальной и привлекательной. И не только мне, но и моей подруге. Мы приняли твердое решение каждый день беседовать по-английски. Начали бодро. Обложившись словарями, пытались обсудить какую-то театральную постановку. Однако наши мысли и эмоции оказались настолько богаче словарного запаса, что мы постепенно перешли на русский.

Желание блеснуть совершенным знанием языка жило в каждом из моих сокурсников. "Why not?" - к месту и не к месту восклицал один, сопровождая свой вопрос кривой усмешкой. "There is no doubt about that" ("В этом нет сомнения"), - выкрикивал другой, небрежно стряхивая пепел с сигареты. Бросить какую-то случайную фразу, лихо сострить, "сорваться на английский", как у нас говорили, казалось особым шиком. Однако подобные попытки часто кончались полным конфузом. Помню, как одна наша студентка завершила свою шутку звонким: "Isn't you?" Все засмеялись, но не остроте, а ошибке, позорной, невозможной в стенах языкового вуза. Но... "и невозможное возможно". Блистая высокопарными, сложными и весьма книжными фразами, взятыми из учебников и книг по домашнему чтению, мы вряд ли могли без затруднения попросить поставить чайник или отреагировать на элементарное "спасибо". Вот откуда брались учителя, подобные той, с которой я по окончании института работала в спецшколе. Однажды к ней на урок пришли гости из Австралии. Уходя, они поблагодарили ее сердечным "Thank you", на которое она ответила не менее сердечным и совершенно русским "please". Тем не менее ИНЯЗ весьма презрительно относился к МИМО, считая его на порядок ниже и рассказывая о нем уничижительные анекдоты.