Через мой труп   ::   Стаут Рекс

В кухне на большом покрытом клеенкой столе были разложены заготовки для обеда, но, ясное дело, Вулфом не завладело внезапное любопытство к приготовлению пищи. Он стоял за холодильником, с лицом, описать которое я не берусь, и резко приказал мне, едва я вошел:

— Выпроводи ее!

— Господи! — Я решил, что могу позволить себе немного его подначить. — Она же пообещала заплатить в разумных пределах, разве нет? Такая девушка растопила бы сердце даже крокодилу! Если вы по ее глазам прочли, что ее подруга Нийя и в самом деле стибрила те стекляшки, вы могли бы, по крайней мере…

— Арчи. — Едва ли не впервые я видел Вулфа настолько раскипятившимся. — Я всего один раз в жизни удирал со всех ног, от одной особы — дамы из Черногории. Это случилось много лет назад, но каждый мой нерв помнит все, как сейчас. Я не желаю и не берусь описывать свое состояние, когда эта черногорка нежным голосом проблеяла «Hvala Bogu». Выпроводи ее!

— Но ведь не…

— Арчи!

Я понял, что дело безнадежно, хотя понятия не имел, в самом ли деле он ударился в панику или просто юродствует. Я плюнул на все и, вернувшись в кабинет, остановился перед черногоркой.

— Мистер Вулф очень сожалеет, но он не сможет помочь вашей подруге. Он слишком занят.

Она слегка откинула голову, чтобы посмотреть на меня. Дыхание ее участилось, а рот приоткрылся.

— Как не сможет — он должен! — Она вскочила, и я отступил на шаг под ее сверкающим взглядом. — Мы же из Черногории! Она… моя подруга… она… — Негодование душило ее.

— Я все сказал, — непреклонно оборвал я. — Он не хочет за это браться. Иногда мне удается его переубедить, но всему есть предел. Кстати, что означает «Hvala Bogu»?

Она уставилась на меня.

— Это значит «Слава Богу». Если я его увижу, скажите ему…

— Не стоило вам говорить этих слов. Они напомнили ему Черногорию. А у Вулфа на нее аллергия. Простите, мисс Лофхен, но ничего не получится. Я его знаю от «А» до «У». «У» означает «упрямый как осел».

— Но он… Мне необходимо повидаться с ним, скажите ему…

Оказалось, что она тоже довольно упряма — чтобы выставить ее, мне понадобилось не меньше пяти минут — мне вовсе не хотелось вести себя грубо; в конце концов, я ничего тогда не имел против черногорских барышень, если не считать их немыслимого произношения. Наконец я закрыл за ней дверь и, вернувшись в кухню, язвительно провозгласил:

— Думаю, опасность миновала. Идите за мной, не отставая, а если я вдруг заору благим матом, бегите, словно за вами черти гонятся.

Неразборчивая воркотня Вулфа мне в спину напомнила, что с ним лучше сглаживать острые углы, а потому, когда он спустя пару минут вернулся в кабинет и вновь утвердился в своем кресле, я и не заикнулся, чтобы объяснить свою точку зрения. Вулф пил пиво и ковырялся в стопке каталогов, а я проверял накладные от Хена и делал еще кое-какую рутинную работу. Чуть позже Вулф попросил меня приоткрыть окно, и я понял, что скандалист уже немножко поостыл.

Напрасно мы — или кто-то из нас — думали, что на сегодня с Балканами покончено. После одиннадцати часов, когда я нахожусь вместе с Вулфом в кабинете, входную дверь посетителям обычно открывает Фриц. Примерно в полпервого он вошел в кабинет и, сделав положенные три шага, объявил о посетителе, который назвался Шталем, а про род своих занятий сказал лишь, что он служит в Федеральном бюро расследований.

Я длинно присвистнул и осторожно воскликнул:

— Ого!

Вулф слегка приоткрыл глаза и кивнул, и Фриц пошел приглашать посетителя.

Нам еще не приходилось сталкиваться в работе с агентом ФБР, и, когда тот вошел, я удостоил его высочайшей чести, развернув свой стул на целых сто восемьдесят градусов.