Черные орхидеи   ::   Стаут Рекс

 — Я прожил в этом доме больше десяти лет, составлял ваши письма, защищал вас от телесных повреждений, заботился, чтобы вы не спали постоянно, снашивал шины вашего автомобиля и собственные ботинки. Рано или поздно одно из моих поползновений жениться должно оказаться не просто шуткой. И откуда вам знать, как обстоит дело на этот раз?

Он издал неопределенный звук и потянул к себе стакан.

— О'кей, — сказал я. — Вы достаточно хороший психолог, чтобы знать, что означает, когда мужчине постоянно хочется говорить о какой-нибудь девушке. Предпочтительнее, конечно, с кем-то, кто проявляет внимание. Вы можете себе представить, что это значит, если я хочу говорить о ней даже с вами. Важнее всего, что сегодня я видел, как она мыла ноги.

Он поставил стакан на место:

— Значит, ты был в кино. Сегодня. Это было…

— Нет, сэр, вовсе не в кино. Плоть, и кости, и кожа. Вы когда-нибудь были на выставке цветов?

Вульф закрыл глаза и вздохнул

— Так или иначе, — продолжал я, — вы ведь, конечно, видели открытки с этих выставок и знаете, что миллионеры и крупные фирмы всегда придумывают что-нибудь эдакое. Вроде японского сада, или «сада камней», или пикардийских роз. В этом году «Ракер и Дилл» — они специализируются на семенах и рассаде — превзошли всех: устроили прямо-таки уголок природы. Кусты, опавшие листья, зеленая трава, полно полевых цветов, несколько деревьев с белыми цветами и полянка с прудом и камнями. Мужчина и девушка устраивают пикник. Они там весь день — с одиннадцати до половины седьмого и с восьми до десяти вечера. Сначала собирают цветы, потом завтракают. Сидят на траве и читают. А в четыре мужчина ложится, закрывает лицо газетой и начинает дремать. В это время девушка снимает чулки и туфли и опускает ноги в воду. Тут толпа просто рвет веревки. Лицо и фигура у нее прелестные, но ноги — прямо произведение искусства. Разумеется, она старается не замочить юбку, а вода быстро бежит по камням. Говоря как художник…

Вульф хмыкнул:

— Ха! Ты не смог бы нарисовать даже…

— Я не сказал «рисуя как художник», я сказал «говоря как художник». Я знаю, о чем говорю. О слиянии линий в гармоничное сочетание. Это на меня действует. Я люблю изучать…

— У нее длинноваты икры.

Я посмотрел на него с удивлением. Он ткнул пальцем в газету на столе:

— Вот ее снимок в «Пост». Ее зовут Энн Трейси. Она стенографистка у «Ракер и Дилл» в конторе. Ее любимое блюдо — ежевичный пирог с мороженым.

— Она не стенографистка! — Я вскочил. — Она секретарь! Секретарь В. Дж. Дилла! — Я нашел страницу в «Пост». — У нее чертовски ответственная работа. Допускаю, что икры выглядят здесь чуть длинноватыми, но это просто плохое фото. Неверный ракурс. Во вчерашнем «Таймс» получше, и статья…

— Видел. Читал.

— Тогда вы должны представить, что я чувствую. Я снова сел. — Мужчины забавны, — сказал я философски. — Пока девушка с таким лицом и фигурой просто жила со своими папой и мамой и записывала, что диктует В. Дж. Дилл, похожий на лягушку, хотя он и президент Атлантического общества садоводов (он был там сегодня), — кто знал ее и замечал? Но посадите ее в людное место, заставьте снять туфли и чулки и опустить ноги в воду на третьем этаже «Гранд сентрал палас». И что получается? Билли Роуз приходит посмотреть на нее. Завсегдатаев киношек приходится выгонять силком. Фотографов — целый батальон. Льюис Хьюитт приглашает ее обедать.

— Хьюитт? — Вульф открыл глаза. — Льюис Хьюитт?

Я знал, что это имя испортит ему пиво. Льюис Хьюитт — тот самый миллионер, в чьем поместье на Лонг-Айленде вырастили черные орхидеи, породившие в Вульфе такие пароксизмы зависти, каких в его прежних ребячествах мне не приходилось наблюдать.