Действующие лица и исполнители   ::   Алексин Анатолий

" И тогда билетерши, гардеробщицы и вообще все, кому так говорят, с гордостью сообщают: "Ей двадцать семь лет!" В будущем году скажут: "Двадцать восемь!" И чем больше мне будет лет, тем больше в их голосе будет гордости.

-- Значит, вы хорошо играете... этих девчонок?

-- Говорят, хорошо, -- машинально ответила Зина: в этот момент она опять о чем-то задумалась.

-- Может быть, у вас какое-то дело? -- встревожилась Ксения Павловна. -- Не стесняйтесь, пожалуйста. Мы можем поужинать завтра! Вероятно, вы должны подготовиться к репетиции?

-- Да нет... Я думаю о другом.

-- О чем-нибудь неприятном?

-- Наоборот! Я думаю о том, что в нашем городе два театра. Два! Один детский и один взрослый... Вы понимаете?

С тех пор прошел год.

***

Узнав, что Николая Николаевича приглашают на заседание комсомольского комитета, Иван Максимович заволновался: заместителем секретаря была Зина. Она могла нарушить священные традиции театра, к которым привык Николай Николаевич, каким-нибудь резким замечанием или неожиданным требованием. Иван Максимович мечтал о том, чтобы "пересадка" главного режиссера из организма взрослого театра в организм детского произошла благополучно и безболезненно, чтобы не обнаружилось вдруг какой-нибудь несовместимости. Он с радостью наблюдал за тем, как беседы Николая Николаевича, его лекции, даже его внешний вид и манера общаться с людьми облагораживали коллектив приметами высокого искусства.

"Приживается! -- думал Иван Максимович. -- Приживается..."

И вдруг это приглашение на комитет! Иван Максимович решил провентилировать обстановку. Он попросил Костю Чичкуна и Зину Балабанову зайти к нему после спектакля.

Костю Чичкуна считали "актером с отрицательным обаянием". Трудно сказать, что было тому виной: громоздкая фигура, крупный орлиный нос или бас, который звучал хрипло из-за не совсем здоровых голосовых связок? Так или иначе, но Костя Чичкун был непревзойденным исполнителем отрицательных ролей в спектаклях для самых маленьких. В театре его называли "профессиональным Бармалеем". Но еще больших высот он достиг в "Золотом ключике", где был бессменным, не имеющим дублеров Карабасом Барабасом. Дети города его боялись и обожали. Они узнавали его голос по радио. А когда встречали его на улице, прятались за мамину спину.

Секретарем комитета Костю выбрали за отзывчивость и доброту.

А для того, чтобы доброта сочеталась с остротой и принципиальностью, заместителем выбрали Зину.

Костя и Зина пришли к директору раскрасневшиеся от только что пережитого спектакля, аплодисментов и плохо смытого грима. Иван Максимович очень любил артистов. Он всячески подчеркивал, что они без дирекции обойдутся, а дирекция без них -- никогда; что не они для него, а он для них, что главное место в театре -- это сцена, а не его кабинет.

-- Простите, пожалуйста, что мне пришлось вас, несмотря на вашу занятость... -- начал он, поднимаясь навстречу. -- Вот тут у меня есть нарзан... Я бы, конечно, зашел к вам за кулисы, но здесь просто удобнее. Никто не будет мешать.

-- Что-нибудь случилось? -- спросила Зина, наливая себе нарзан.

-- Нет... Мне просто хотелось узнать, какие вопросы вы ставите завтра на комитете.

-- Значит, так... Мы пригласили Николая Николаевича, -- загудел Костя. О чем бы он ни говорил, лицо его оставалось мрачным, и голос звучал так, будто он вот-вот собирался бросить в огонь Буратино.

-- Если не секрет, с какой целью вы его пригласили?

-- С самой высокой, -- сказала Зина. -- Хотим поговорить о репертуаре нашего театра.

-- А с каких позиций? Если не тайна...

-- С разных позиций, -- сказала Зина. -- Костя -- с одной, а я -- с другой.

Ивана Максимовича прежде всего заинтересовала позиция Зины.

-- Нет, пусть лучше основной доклад делает секретарь. А я выступлю в прениях, -- сказала она.

-- Значит, так... -- начал Костя. -- Педчасть раздала анкеты зрителям-старшеклассникам.