Февральская греза   ::   Черемнова Тамара

Хозяйка сидела на корточках перед Ольгой и, держа на руках свою дочку Лену, сюсюкая, говорила:

— Ну-ка, Леночка, скажи-ка Оленьке, что это теперь наш папа, да, это теперь только Леночкин папа.

Олюшка стояла перед взрослой женщиной, виновато опустив головку и надув губки, чуть не плакала. У Натальи сильно сжало сердце: ну как это можно, с такой неприкрытой злобой врываться в жизнь ребенка? Как же ей тогда захотелось по-бабьи вцепиться в Зойкину спину, она до сих пор не понимает, откуда у нее тогда нашлись силы перебороть в себе это желание, помнит только, как сказала дочери чужим, звенящим от внутреннего напряжения голосом:

— Ну все, Ольга, пошли домой! — И, взяв дочь за руку, повела.

Но в прихожей Ольга увидела отца и, вырвав у матери руку, вцепилась ему в брюки с воплем:

— Это мой папка, только мой папка, никому его не отдам!

Наталья с силой оторвала дочь от брюк ничего не понимающего своего бывшего мужа и так, орущую, донесла ее до своего дома.

* * *



Конечно, после того инцидента отец сам стал приходить к Олюшке домой, аккуратно раз в месяц, в воскресенье. Он же очень даже неплохой человек и хороший отец…

Пока родители громко, натянуто вели разговор, Олюшка застенчиво сидела на диване и ждала: когда же отец уйдет? Ей, как и всем детям в этом возрасте, было присуще любопытство, она поскорей хотела заглянуть в кульки, которые приносил отец. И, что странно, после того инцидента Олюшка ни разу больше не впадала в истерику. То ли очень уж хорошо усвоила жестокое заявление «это теперь только Леночкин папа», то ли время брало свое: в детстве даже самые болезненные ранки быстро затягиваются, и лишь злая детская память ревниво хранит все до мельчайших подробностей.

А потом и к скучным и натянутым отцовым визитам Олюшка стала равнодушна. И постепенно утратила интерес к кулькам. Теперь Наталья убирает эти кульки в буфет нетронутыми…

Да и Олюшка подросла, и теперь бабуля, отцова мать, пытается оправдать перед ней своего сына по-взрослому. Поймав внучку на улице, бабуля всякий раз заводит:

— Ты смотри, внученька, на отца-то не фыркай. Никто не виноват, что ты у матери одна. А отцу очень хотелось иметь сына. И будет у них еще сын, беспременно будет! — при каждой встречи втолковывает бабуля Олюшке.

Олюшка вырывается из бабулиных рук и молча убегает. А бабуля, поджав обиженно губы, идет дальше. Зато потом, встретив Олюшкину мать где-нибудь в магазине, она высказывает ей все, что думает по этому поводу, и упрекает в неправильном воспитании ребенка. Наталья вежливо выслушает бывшую свекровь и каждый раз обещает поговорить с дочерью. Но, придя домой, Наталья даже не упоминает об этой встрече. Да и зачем? Они же с дочерью когда-то не пожадничали, отпустили отца к другой женщине, а теперь их же пытаются в чем-то обвинить, в какой-то черствости. Пусть дочка подрастет и сама решит, нужны или нет ей встречи с отцом. Нет, Наталья не держит зла на Зойку: та, может быть, была где-то права: ну почему папа ее Леночки должен быть еще чьим-то отцом? Но тогда эту же претензию они с Олюшкой могли бы так же предъявить и Зойке. Выходило, как ни крути, и так и эдак, а все стороны по-своему правы.

Честно говоря, Наталья уже давно перестала морочить себе голову этими думами, только иногда ночью, засыпая, тяжко вздыхает вослед промелькнувшим горьким мыслям. Да Бог с ним, с этим бывшим мужем и отцом. И без него жизнь как-то все-таки наладилась. Вон, какая славная дочка растет!

* * *



Все бы ничего, да вот только Андрей никак не хочет замечать Олюшку, смотрит на нее так, словно на том месте, где она стоит, вообще никого и ничего нет.