Мы – это то, что мы едим. Но мы – ещё и способ добычи пищи. Миллионы лет наши предки искали фрукты, ловили рыб, охотились на птиц и зверей, а иногда пытались и сами не стать чьим-то обедом. Вся наша жизнь вертится вокруг еды. Даже чувство удивления, способы общения, ритуалы – всё это либо проистекает из желания поесть, либо сопровождается пиром.
Благодаря анализу изотопов углерода и кислорода из почвы и ископаемых зубов мы знаем, какие животные жили в каких местообитаниях – заросших деревьями или травой, сухих или влажных.
Как пращуры вели свою борьбу за обед – об этом расскажут 50 невыдуманных историй. Современная наука может многое рассказать о жизни в прошлом. А потому каждая байка сопровождается расследованием, повестью о том, откуда учёные узнают о давно минувшем. Главное, что мы узнаем при рассмотрении этого удивительного калейдоскопа, – древние люди были разными. Кому-то из них не везло, но те, что были лучше – сильнее, умнее, добрее – всех, выживали, плодились и стали нашими предками. Мы – потомки самых лучших предков, а это повод стараться быть лучшими предками для своих потомков.
Самая интригующая композиция – цепочка следов гигантского ленивца, шедшего на двух ногах, за которым гнался человек. Часть человеческих отпечатков находится внутри следов ленивца: человек шёл шаг в шаг со зверем, подстраиваясь под его темп.
Солнце разливало тепло по небу и поднебесью. Зелёные склоны вулкана широкими волнами спускались вниз. Между густыми кустами струился ручей. Кроны деревьев смыкались над водой, образуя изумрудный туннель – тихое уютное место. В пологе из листьев звучала невидимая птица. Через прорехи в своде пробивались яркие лучи и блестели в воде; иногда вокруг такого солнечного столба начинали кружить бабочки.
Заросли камыша начинались сразу от опушки. Высокие деревья нависали над зеркальцами воды, закрывая их от солнца и не давая высохнуть. Влажная почва была застлана жухлыми стеблями.
Сухой ствол одиноко белел на опушке. Его сучья разделили два мира. С одной стороны простирался заросший парк, над которым живописно раскинулись веера пальм. С другой деревья исчезали, а между кустами открывались широкие свободные участки.
Кроны рощицы вознеслись над холмистой равниной. Бескрайняя синева неба сверху, яркая зелень снизу – мир был прекрасен и щедр. Самец австралопитека не спеша взбирался между валунами к ближайшему деревцу, манившему своим ароматным урожаем. Сочные оранжевые плоды украшали ветви и манили взор. На холме было хорошо. Ветерок сдувал насекомых, хищников было не видать, неторопливые овцебыки жить не мешали.
Над равниной повисла духота и тишина. Быстро заходящее солнце бросало последние косые лучи на кусты и низкие деревья. Ночные насекомые ещё не проснулись, а дневные уже затихли. Другие животные тоже готовились ко сну. Несколько густых птичьих стай, закрывая темнеющее небо, обгоняя друг друга, отправились на ночёвку. Поперёк саванны по глубоко втоптанным тропам потянулись бесконечные косяки слонов – из болот, в прохладе которых они спасались днём от жары, под деревья, где ночью можно спасаться от комаров.
Зелёные кроны покрыли бесконечные холмы. По широким долинам медленно струились искрящиеся на ярком солнце реки. На пляж одного из таких потоков из чащи вышла группа австралопитеков. Самцы уверенно подошли к берегу и стали пить, самки с детёнышами некоторое время жались позади, но скоро тоже вошли по щиколотку в воду. Группа не торопилась, но и путь предстоял неблизкий – в более богатую область в дне пути, где деревья наверняка ещё были усыпаны спелыми фруктами, тогда как в этой местности австралопитеки, павианы и колобусы общими усилиями ободрали уже весь урожай.
Полоса густых кустов протянулась вдоль берега озера. По одну их сторону простирались полузатопленные заросли камышей с редкими деревьями, по другую – открытая саванна. С одной стороны мир бегемотов, буйволов, водяных козлов, выдр и крокодилов, с другой – жирафов, ориксов, газелей, гну, бубалов, зебр, павианов, шакалов, гиен, львов и гепардов. Лишь огромные слоны не обращали внимания на подобные условности и беспрепятственно гуляли, где им вздумается. Посреди же, между водой и саванной, расположился свой особый мир густых приречных джунглей. Это было самое тихое место, где трудно было кого-то увидеть. Лишь изредка ветки шевелились, когда там скрытно проходили носороги, кистеухие свиньи и винторогие куду. Одни мартышки и колобусы не стеснялись показываться на ветвях, но и они вели себя обычно тихо, распевая только по утрам.
Жаркий ветер с равнины проносился над сухой травой и докатывался до берега озера, разбиваясь о его прохладу. Правда, за последнее время озеро сильно обмелело, и там, где ещё совсем недавно стояли воды, ныне трескалась серая грязь. Некоторым обитателям водоёма не повезло. Если водяные козлы ещё могли держаться своих любимых участков, пока там высилась трава, а при крайности, хотя и нехотя, покинуть их, то бегемотам деться было некуда. Они сгрудились на стремнине в тесную кучу; их спины торчали над водой, периодически слышались тяжкие вздохи.
Две синевы легли напротив друг друга. Огромное плоское голубое небо и столь же огромный и плоский голубой океан. Между ними протянулась узкая полоса плоского серо-жёлтого песка. Плоскости нарушались лишь невысоким каменистым береговым уступом, тянувшимся широкой дугой на некотором отдалении от воды.
Несуразная долина спускалась к берегу заболоченного озера. Среди рукавов дельты на островках высились купы деревьев, но в целом это был мир воды и камышей. Местами трудно было разобрать – закончился ли уже берег, и началось ли уже озеро. В общем-то, жители этого сырого обиталища и не озадачивались подобным вопросом. Длиннорогие буйволы то паслись на берегу, то задумчиво дрейфовали по трясине, не выбирая дороги. Между ними и по ним сновали бесчисленные пернатые. Чуть подальше над водой иногда появлялись тёмные спины бегемотов. К воде часто приходили на водопой кабаны и кистеухие свиньи, носороги и мамонты, чуть реже тут появлялись жители степи – жирафы, зебры и ориксы.
Брызги морских волн сюда уже не долетали. Тут не было вкусных моллюсков и нельзя было поймать рыбу среди камней. Справа и слева под палящим солнцем тянулись грязевые вулканы – плоские серые бугры с жидкой холодной грязью в широких кратерах, из глубины которых иногда поднимались матовые пузыри. В вулканах нельзя было утонуть, но соваться туда отнюдь не хотелось. Грязью нельзя было напиться, и животные обходили эти ямы стороной.
Бледно-зелёная зелень прозрачным покрывалом застлала сырую розоватую землю. Сквозь кроны невысоких деревьев и кустов проглядывало подёрнутое туманной дымкой бледно-голубое небо. Жизнь в этом райском саду была лёгкой и непринуждённой. Питекантропы – владельцы этих мест – ни в чём не знали недостатка.
Весенний берег озера постоянно шумел: под ветром шуршали заросли ежеголовника, камыша и рогоза, из которых торчали жёсткие лезвия листьев телореза, зазубренные нити меч-травы и узкие сусака, мохнатые столбики хвостника и растопыренные тройки стрелолиста, широкие приострённые ладошки частухи и округлые водокраса. Поверхность воды полностью скрывалась под густым покровом азоллы и сальвинии, шелковника и рдеста, рогульника и болотноцветника, кувшинок и кубышек. В зарослях прятались чёрные лысухи с белыми лбами и клювами. Рыжещёкие чомги с аккуратными чёрными хохолками и взъерошенные крохали ныряли за мелкими лещиками и карпами, барбусами и тиляпиями. На корягах змеешейки изгибали свои ломаные шеи и сушили растопыренные крылья, а под корягами среди жерухи и звёздоплодника, лютиков и ромашек таились лягушки и черепахи, при первой опасности бросавшиеся в воду.
Река ветвилась и петляла между зелёных холмов. Несмотря на небольшую высоту, их макушки почти всегда были скрыты серой туманной дымкой. Над широкими кронами деревьев там и сям возвышались венцы пальм. Бурунчики, несущие пучки травы, омывали белёсый пляж и устремлялись дальше.
Лесистые холмы вознеслись над равниной, на которой там и сям блестели небольшие озёра. На вершинах высились колонны сосен и пирамиды кипарисов-куннингамий, под ними нахохлились мохнатые тсуги. Склоны ниже поросли грабом, дубом и вязом, местами их тёмная зелень разбавлялась светлыми пятнами рощ ольхи, берёзы и шелковицы. Вдоль ложбин высились лапины-крылоорешники и ликвидамбары со своими пальчатыми листьями; их нижние части были скрыты плетями ореха. Ещё ближе к воде густо стояли ивы, а овраги были покрыты папоротниками-орляками и чистоустами.
Стояла тишина. Над озером тянулись полосы тумана, сливаясь с белой водой. Человек проснулся и поёжился. Утро выдалось прохладным. Человек встал с медвежьей шкуры и выглянул наружу. Костёр перед хижиной за ночь потух, теперь над ним даже не поднимался дым. Человек запахнул бобровую накидку и вышел. Он поворошил пепел и нашёл в глубине кострища полено, в котором ещё теплился слабенький уголёк. Человек нахмурил свой низкий лоб и принялся терпеливо и очень осторожно раздувать огонь. Конечно, можно было зажечь его заново, но возиться с отсыревшими за ночь палочками не хотелось. Через некоторое время перед хижиной уже запылал небольшой костерок.
Последнее время никак нельзя было назвать обычным. В один миг привычный мир перевернулся. Лесистая гора – любимое место охоты – с гулким грохотом взорвалась. Ошеломлённые люди, стоя на открытой равнине у подножия, заворожённо наблюдали, как из центра горы вырвался огромный – до небес – столб дыма. Сверху пронеслись мутно-серые клубящиеся волны, скрыв деревья и вообще всё. Когда прошедший дождь прибил тучи пыли, перед взорами предстал совершенно незнакомый серый пейзаж. Мёртвая тишина простёрлась над серыми склонами, покрытыми серыми ободранными и обожжёнными деревьями, трава и кусты исчезли под волнистой серой толщей; местами из-под земли поднимался серый пар.
Наконец озеро покрылось надёжным льдом. Из-под снега торчали кочки с низкой пожелтевшей осокой и высокими куртинами камыша, там и сям возвышались сухие метёлки тростника и рыжие головки рогоза. К берегу подходили берёзовые и ольховые рощи, между которыми возвышались светлые стволы сосен, темнели ёлки и широко раскидывали голые ветви купы грабов, под которыми сливались в серую массу кусты лещины и крушины, бузины и жимолости. Местами берег был скрыт густыми ивовыми зарослями.
Крутые горы окружили уютную долину. Вершины гор покрывала высокая трава. Здесь паслись олени и мелкие рыжие горалы. Спускавшиеся от травяной кромки склоны закрывали кроны огромных деревьев. Под их покровом бродили хмурые медведи и носороги, шуршали длинными иглами дикобразы. Из-под сени леса на поляны иногда неторопливо выходили здоровенные горбатые быки-гауры и суетливо выбегали щетинистые свиньи. Долина же со стороны выглядела как один просторный луг, но, стоило к ней приблизиться, как трава оказывалась многометровыми зарослями бамбука. Под зелёным плащом царили тишина и покой. Лишь изредка узкие листья шелестели, когда среди частокола прямых стволов переваливалась огромная панда или шмыгала бамбуковая крыса. Лишь пятнистые гиены, рыскавшие всюду в поисках поживы, нарушали по ночам буколическое существование этого тихого мира.
Широкий бежевый пляж простёрся от голубой речной глади до зелёной растительной стены, над которой округлые кроны перемежались столбами пальм с венцами на макушках.
Солнце клонилось к закату. Последние лучи света ещё освещали ветви и листву на макушках деревьев, но внизу уже царил густой сумрак. Неспешная река в наступавшей темноте казалась светлым пятном. Широкая прогалина между деревьев выходила на открытый пляжик в живописном, но непроходимом обрамлении прибрежных кущ и зарослей водных растений. Этот мирный уголок выглядел очень гостеприимно. Но и тут были свои неприятности. Как только свет потускнел, из-под нависающих над водой кустов поднялись облака комаров, воздух наполнился зудом.
Плоская равнина раскинулась прозрачным парком. Низкие кривые деревца бесконечно сменяли друг друга. Ковёр бурой пожухлой листвы пах сыростью. Ближе к реке деревья становились всё реже, извилистые стволы сменялись тонкими невысокими пальмами с большими венцами перистых листьев. Далее переходили одна в другую идиллические изумрудные лужайки, пока не обрывались в неширокую реку, несущую свои мутные воды по извилистому руслу. На узких пляжах грелись серые крокодилы.
Широкий вход в пещеру скрылся из виду после низкой щели. Пришлось местами опускаться на четвереньки, а кое-где и вовсе ползти на животах по жёлтой мокрой грязи. Мрак сомкнулся вокруг группы людей. Свет факелов раздвигал темноту, но не мог достичь всех закоулков. Чёрные тени метались вокруг, сбивая с толку. Даже внимательный глаз охотника не мог сосредоточиться в этом каменном хаосе.
С голубого неба палило солнце. Прозрачные бурунчики мягко накатывали на белый песок. Плот вынесло на берег, и люди с облегчением ступили на пляж. Ноги подкашивались, после долгого пути путешественников покачивало, но теперь всё было отлично – теперь они были на твёрдой земле. Позади остались бесконечные волны, блестящая рябь, страх неизвестности, жажда посреди водяной бездны. Новый мир не выглядел слишком многообещающим. За белой полосой пляжа уступами высились серо-жёлтые горы. Склоны покрывала пожухлая трава, там и сям торчали невысокие кривые деревья. Но над скалами тучами кружили птицы – это уже вселяло оптимизм.
Широкая река спокойно несёт свои мутные воды мимо палевых песчаных обрывов. Над водой наклонились ветви редких деревьев и густых кустов. По реке не спеша плывёт пучеглазый узколобый бегемот. Меланхолично смотрит он из воды на происходящее на берегу. Вот семья кабанов выскочила к воде, напилась и снова скрылась в зарослях, опасаясь нападения огромного тигра, наверняка таящегося где-то поблизости.
Дневная жара спала. Тёплая летняя ночь накрыла спокойное море. От берега доносился приглушённый шум прибоя. Лунная дорожка ярко озаряла водную гладь. Но не только её свет отражался на мелких волнах. Трепещущие круглые оранжевые пятна медленно перемещались над водой: несколько неандертальцев ходили по мелководью, факелы в их руках освещали илистое дно. Ловцы внимательно вглядывались в рябь под ногами. Деревянные копья с зазубренными остриями были наготове. Босыми ногами люди осторожно прощупывали дно.
Несколько женщин сидели на невысоком холмике и вглядывались в даль.
Охотник затаился за камнями. Справа и слева возносились ввысь и сходились друг к другу палевые стены. В узкой щели над головой светилось бледно-голубое небо, внизу по осколкам скал прыгала речушка с ледяной водой. Вдали, на выходе из ущелья, светлела стена соседней горы, покрытая редкими сухими кустиками. Где-то дальше тянулись горы с розовым низом, белыми полосами и серым верхом, а на горизонте высились белые хребты.
Изредка сюда приходили на водопой жители лесостепи – огромные слоны, полосатые зебры, нескладные гну, длинномордые конгони с загнутыми назад рогами, бонтбоки с белыми мордами и ногами, беспокойные бородавочники. Гораздо чаще в кустарниках можно было натолкнуться на винторогого бушбока, с лаем убегающего по своим узким тропам, или отдыхающую кистеухую свинью, и хорошо, если это не была самка с поросятами.
Тьма накрыла джунгли. Скрылись из виду дневные обитатели, исчезли в высоких кронах красавцы-колобусы. Серая каменная стена за спиной, освещаемая очагом, осталась единственным незыблемым элементом реальности. За пределами сходящихся сводов ожил ночной мир тропического леса. То, что днём было привычным и понятным, под покровом мрака преобразилось до неузнаваемости.
Склоны гор вдоль реки зеленели и цвели. После дождя вечно туманное небо прояснилось, и яркое солнце осветило блестящий пейзаж. Палевые скалы едва проглядывали сквозь изумрудные ветви. Там и сям в малахитовой чаще ярко блестели красные, розовые, оранжевые, жёлтые и белые цветы. Лепестки широкие и узкие, короткие и длинные, ровные и завитые, некоторые с хохолками пестиков и тычинок, благоухающие всеми ароматами – все они привлекали посетителей. На глянцевых листьях, светящимися мириадами капель, сушили свои крылья бабочки – крошечные, еле видные, и огромные, размером с птицу.
Яркие лучи взошедшего солнца осветили вход в пещеру на вершине горы. Мужчина вышел из пещеры и, довольно щурясь от света в глаза, окинул взором окрестности. Под его ногами, насколько хватал взгляд, расстилалась саванна. Розовые скалы ниже пещеры поросли редкими кустиками, дальше вниз зелень становилась гуще. Там и сям виднелись пушистые красные, розовые и жёлтые шишки протей и левкадендронов. Между ними выделялись жёлтые крылышки аспалатуса, куртины ярко-лимонных ромашек-эуриопсов с длинными тонкими лепестками и крушины-филики с её мелкими белыми цветочками.
Серая скальная стена с навесом, подножие которой безуспешно штурмовали джунгли, осталась за спиной. Зелёный полог плотно сомкнулся над головой. Мужчина и мальчик осторожно шли по усыпанной прелыми листьями земле. Воздух был влажный и горячий, местами стопы погружались в мелкие лужицы. Стоило лишь чуть замедлиться, как со всех сторон к ногам устремлялись пиявки. Но охотники не обращали на них внимания. Их чувства были нацелены на кроны деревьев. Они внимательно смотрели и слушали. Шевеление над головой – что это? Может, с ветки на ветку перепорхнула птица? Но птицу достать сложно, да и проку от неё немного.
Светло-зелёный лес заполнил весь мир. Над холмами и долинами вознеслись редкие кроны тонких высоких белоствольных деревьев, а под ними шелестели заросли подлеска. В этом лиственном мире трудно было найти вершину, чтобы обозреть окрестности, для этого надо было лезть на дерево. Зато легко можно было сорваться под землю, разорванную оврагами и пещерами, покрытыми щетинистыми сталактитами. Подобное не столь редко случалось с животными. Впрочем, для людей это не было проблемой: немножко внимания, и коварные пропасти становились не столь опасными, сколько полезными.
Густой утренний туман поднимался над холодной рекой и расползался клочками по долине и склонам гор, скрывая подол джунглей. Тропическая чаща начиналась прямо от серого скального обрыва, нависшего над стоянкой. Охотники один за другим поднимались и собирались на площадке. Они натирались охрой от москитов и мазали ей же концы копий. Пришла пора отправляться на большую охоту.
Ярко-зелёный ковёр плавными изгибами покрыл высокие горы. Лишь местами острые скалистые вершины прорывали растительный плащ и отвесными пиками вонзались в низкие облака. Над пейзажем плыл сверкающий ледник. Его языки, покрытые мелкой рябью, вытягивались по долинам, разрезая плоские альпийские поляны и заросшие кустарниками отроги.
Белое солнце ослепительно сияло в голубой выси. Каменный обрыв разделил два мира. За ним лежала суша, плоская глубина острова, закрытая кронами невысоких деревьев. С обрыва нависали венцы пальм; их колышущиеся под морским бризом тени падали на белый коралловый пляж, протянувшийся блестящей полосой с севера на юг. На восток от обрыва, песка и пены прибоя простиралось лишь бескрайнее море. Его волнующаяся поверхность была краем, пределом, дальше которого волновалась лишь такая же вода. На северо-запад и юго-восток от острова лежали другие земли, туда можно было доплыть. А на восход точно не было ничего. Оттуда каждое утро выныривало светило, но земель там не было.
Плоская тундра раскинулась по сторонам от извилистой речушки. Низкие травы и кустарнички увал за увалом колыхались от горизонта до горизонта. Кое-где около воды и вдоль оврагов, защищённые от ветров обрывами, возвышались невысокие кривые ивы и берёзки, сутулились прозрачные лиственничные рощи. В холодном воздухе чувствовалось приближение зимы. Порой налетал ветер, и из пролетавших туч начинали сыпаться снежинки. Пока это не были снегопады, но и до них было недалеко.
Путь вверх по склону был нелёгким. Даже сквозь листву солнце основательно припекало. Пот стекал по лбу, оставляя в охряной маске тёмные канавки. Джунгли-серрадо не были такими уж густыми и непроходимыми, но всё же это были джунгли. Между стволами пальм, анакардиумов, астрониумов и мескито рос довольно плотный подлесок из рандий, гуацум и бесчисленных бобовых, сквозь который порой приходилось основательно продираться. Камни иногда срывались и сыпались из-под ног. На плечи давил тяжёлый груз, а до родного навеса было ещё далеко.
Человек откинул шкуру и вышел из зимника. Его лицо осветилось лучами восхода.
Копья с большими костяными наконечниками, усеянными мелкими острыми кремешками, изготовлены руками мужчин и ждут первой крови. Изгороди, сплетённые руками женщин и детей, установлены в нужных местах – они преграждают северный и северо-восточный края мыса. Сами женщины и дети вместе со всем немудрёным скарбом отосланы подальше, дабы своей суетой не спугнули добычу. Все разговоры смолкли, костры никто и не думает зажигать. Все замерли в ожидании. Нет конца охотничьему терпению.
Белое солнце заливало своим жаром равнину. Чёрные горячие камни жарились на плоском жёлтом песке. Чахлая поросль солянки, еле пробивающаяся сквозь песок, не закрывала и половины земли. Низкие серые акации без листьев не давали никакой тени. Ярким пятном среди этой пустоши зеленели заросли вокруг озерка, прикрытого от пустынных ветров невысоким холмом.
Синее-синее море раскинулось под голубым-голубым небом. На этом фоне зелень джунглей кажется глубоко-чёрной. Свежий ветер налетает и качает ветви деревьев, под сенью которых расположились люди. Чернокожие рыболовы никуда не спешат. На суше жизнь не плоха. На песчаный пляж иногда выползают морские черепахи, на ветвях висят крыланы, в пальмовых листьях шуршат гигантские крысы.
Абсолютно плоская белая равнина раскинулась от горизонта до горизонта, изрезанного низкими тёмно-синими хребтами. Гораздо большие горы клубились в небесах: тёмные тучи улетали, пролившись ночью и превратив землю в бесконечную грязь.
Друзья сидели уже в лагере. Вернее, один лежал. С его головы, прикрытой шкуркой, до сих пор сочилась кровь. Оно и не странно – кожи на голове почти не осталось. Плечи тоже были глубоко и рвано разодраны, так что он не мог поднять руки. Глаза не открывались. Но охотник был счастлив. Ещё бы, ведь он всё же остался жив. Раны заживут, зато останутся шрамы – охотничья удаль, останутся рассказы в гроте у костра, и останется память. Память не просто о встрече с медведем – слишком много таких встреч случается в жизни охотника, – а память о дружеской помощи.
Высокие поджарые чёрные люди шли по холмистой саванне. Уже много дней они двигались то на закат, то на полдень, не встречая на своём пути никого. Лишь пёстро-бурые павианы взирали на них с высоких камней, да по кустам шныряли пёстро-бурые турачи. Люди старались обходить темневшие в долинах леса, придерживаясь заросших сухим кустарником равнин, на которых можно было добыть привычную еду – рыжих антилоп-бушбоков. Их вовсе не привлекали сырые джунгли, в сумраке которых бродили маленькие рыже-бурые буйволы с короткими толстыми рогами и совсем уж крохотные рыже-бурые хохлатые дукеры с совсем уж крохотными рожками, мохнатые чёрные гигантские свиньи с острыми клыками и буграми на злобных мордах, большие чёрные обезьяны с большими ушами и совсем уж огромные чёрные обезьяны с маленькими ушами.
Старый мастодон чувствовал себя плохо. Спина невыносимо болела. Слон не мог взглянуть назад, иначе бы он ужаснулся. Рана, которая беспокоила его с того несчастливого дня, всё заживала-заживала, да так и не зажила. Мастодон мотал тяжёлой головой, водил толстыми бивнями и пытался хоботом убрать досаждающую помеху в спине. Но боль становилась только сильнее.
Человек стоял на высоте и в последний раз любовался видом. Под ногами простирался каменистый склон. Рыжие скалы с наброшенной на них лёгкой зеленью далеко внизу плавно переходили в широкую прибрежную равнину, покрытую жёлтыми дюнами и окаймлённую белизной пляжа. После было только море – у берега пятнистое, а затем ровно-бирюзовое, уходящее в бесконечность.
Косой вход в пещеру за спиной внушал спокойствие. С привходовой площадки открывался отличный вид на окружающие горы, заросшие кустарником и деревьями, сквозь которые там и сям просвечивали палевые скалы. Мужчина, сидя на шкуре, любовался пейзажем и никуда не спешил. Он методично занимался своим делом, поджидая возвращения остальных. Вернутся друзья, принесут кабана или оленя, тура или козла, будет что поесть в ближайшее время.