Скафандр распознал проблему и перешёл в чрезвычайный режим, который инженеры называют «кровопусканием». Не имея возможности отделить углекислый газ, скафандр стал намеренно выпускать порции воздуха в атмосферу Марса, восполняя потерю азотом. В промежутке между разрывом скафандра и «кровопусканием» костюм быстро израсходовал запасы азота. Всё, что осталось — баллон с кислородом.
Поэтому скафандр предпринял единственно возможное для того, чтобы удержать меня в живых. Он начал восполнять потерю давления чистым кислородом. И теперь я подвергался риску погибнуть от кислородного отравления: чересчур высокий уровень газа угрожал сжечь нервную систему, лёгкие и глаза. Нелепая смерть для человека с дырявым скафандром: избыток кислорода.
В течение всего этого времени должны были звучать разные сигналы тревоги, гудки, предупреждения. Но пробудил меня именно сигнал об избытке кислорода.
Объём тренировок для участия в космических программах подавляет. На Земле я потратил неделю, отрабатывая чрезвычайные ситуации, связанные с разгерметизацией скафандра. Я знал, что делать.
Осторожно дотянувшись до боковой части шлема, я нащупал ремонтный набор. Он представляет собой воронку с клапаном на узкой стороне и невероятно липучей смолой на широкой. Идея в следующем: вы открываете клапан, а широкую часть прикладываете к отверстию. Воздух может уходить через клапан, так что он не мешает смоле надёжно запечатать отверстие. Затем вы закрываете клапан — дело сделано!
Весь фокус заключался в том, чтобы вытащить антенну. Я вырвал её как можно быстрее, поморщившись от резкого падения давления. От него закружилась голова, а рана в боку отдалась дикой болью.
Ремонтным набором я накрыл отверстие, надёжно его запечатав. Это сработало. Скафандр начал восполнять утраченный воздух ещё большим количеством кислорода. Сверившись с датчиками на рукаве, я увидел, что теперь атмосфера внутри на 85 % состоит из кислорода. Для сравнения, в земной атмосфере кислорода примерно 21 %. Не страшно — если я не останусь в таких условиях надолго.
Нетвёрдыми шагами я взобрался по склону холма, в направлении Дома. Перевалив через гребень, я увидел нечто такое, что меня несказанно обрадовало, и нечто, что очень огорчило: Дом стоял нетронутым (ура!), а МВМ исчез (у-у-у!).
В этот миг я и понял, что мне крышка. Но я не хотел просто взять и умереть. Я захромал к Дому и ввалился в шлюз. Как только давление выровнялось, я сбросил шлем.
Войдя в Дом, я снял скафандр и внимательно осмотрел рану — в первый раз. Нужно было наложить швы. По счастью, всех нас натаскали на базовых процедурах первой помощи, а в Доме имелся отличный набор медицинских принадлежностей. Небольшая доза локальной анестезии, промывка раны, девять стежков — всё! Пару недель придётся принимать антибиотики, но в остальном я буду в порядке.
Я знал, это бесполезно, но всё же попытался наладить связь. Разумеется, сигнала нет — вы же помните, что сталось с главной тарелкой связи? К тому же она прихватила с собой принимающие антенны. В Доме имелись вторичная и третичная системы связи, но обе они предназначались для общения с МВМ, в котором куда более мощные системы для передачи на «Гермес». Но дело в том, что связь с МВМ работала лишь до тех пор, пока модуль был рядом.
У меня не было никакой возможности связаться с кораблём. За какое-то время я мог бы разыскать тарелку, но ушли бы недели на то, чтобы состряпать рабочую систему, — и будет слишком поздно. Прервав выполнение программы, «Гермес» должен покинуть околомарсовую орбиту в течение двадцати четырёх часов. Орбитальная баллистика утверждала, что чем раньше состоится отлёт, тем быстрее и безопаснее будет обратный путь… так что какой смысл бессмысленно болтаться около Марса лишь затем, чтобы полёт продлился дольше?
Осмотрев скафандр, я увидел, что антенна разбила биомедицинский компьютер. При наружных работах все скафандры команды связаны в единую сеть; каждый может видеть состояние остальных. Так что команда, должно быть, отметила декомпрессию моего скафандра, плюс к тому компьютер выдал отсутствие жизненных показателей. А если учесть, что меня увидели падающим с холма с торчащим из бедра копьём, — и всё это в песчаную бурю… мда! Они сочли меня мёртвым. А как иначе?
Они даже могли кратко обсудить, возвращаться за телом или нет, — но правила были чёткими: если член команды погибает на Марсе, на Марсе он и остаётся. Оставляя тело на поверхности планеты, снижается нагрузка на МВМ, а это означает большее количество топлива и повышенный допуск на ошибки по возвращении. Нет смысла обменивать эти плюсы на сентиментальность.
Итак, ситуация такова: я застрял на Марсе. У меня нет связи ни с «Гермесом», ни с Землёй. Все думают, что меня больше нет. Я в Доме, рассчитанном на работу в течение тридцати одного дня.
Если сломается регенератор кислорода, я задохнусь. Если выйдет из строя регенератор воды, я погибну от жажды. Если нарушится герметичность Дома, меня в каком-то смысле разорвёт. Если ничего из этого не произойдёт, в конце концов у меня закончатся припасы, и я умру от голода.
О, да! Я в полной заднице.
Ну что же, я проспал всю ночь, и теперь всё кажется не столь безнадёжным, как вчера.
Сегодня я осмотрел запасы и совершил краткую вылазку наружу для проверки внешнего оборудования. Ситуация такова:
Предполагалось, что программа работ на поверхности Марса продлится в течение тридцати одного дня. В качестве меры предосторожности количество продуктов в «посылках» было достаточно, чтобы вся команда могла продержаться пятьдесят шесть дней. Таким образом, если бы одна-две «посылки» разбились вдребезги, продуктов бы всё равно хватило до завершения программы.
До того, как всё пошло кувырком, мы провели здесь шесть дней. Следовательно, припасов осталось столько, чтобы шесть человек протянули на них в течение пятидесяти дней. Меня здесь ровно один человек, а потому продуктов мне хватит на триста дней. И это в расчёте на то, что я буду съедать полноценный рацион! Так что времени у меня будет довольно много.
Дом перенёс вчерашнюю бурю без видимых проблем. Но снаружи всё не так гладко — я не смог найти спутниковую тарелку. По-видимому, её унесло за километры.
МВМ, разумеется, исчез. Команда вывела его к «Гермесу». Хотя нижняя часть (приземляемая ступень) осталась на месте. Её не было причин забирать обратно: вес — враг. На этой ступени имеется оборудование для приземления, топливная установка и всё то остальное, что по мнению NASA на обратном пути к орбите понадобится не может.
МСМ лежит на боку, и в корпусе зияет дыра. Похоже, шторм отодрал колпак резервного парашюта (которым мы не воспользовались при спуске). Стоило парашюту раскрыться, как он принялся швырять МСМ во все стороны, немилосердно ударяя его о каждый камень. Не то, чтобы МСМ мне очень пригодится. Его дюзы не поднимут даже собственный вес модуля. Но, может статься, он окажется кладезем запчастей. Очень даже может быть!
Оба ровера наполовину зарылись в песок, но в остальном они в приличной форме. Уплотнения не пострадали… и это неудивительно. Правила гласят: при наступлении шторма нужно остановиться и ждать его окончания. Роверы созданы для того, чтобы стоять на месте и терпеть непогоду. Я смогу откопать их примерно за день.
Я потерял связь с метеостанциями, расставленными в километре от Дома, во всех четырёх направлениях. Насколько мне известно, станции могут отлично работать. Рация Дома в данный момент настолько маломощна, что вряд ли достанет и на километр.
Ряды солнечных батарей покрылись песком, отчего стали бесполезными (подсказка: солнечные батареи нуждаются в свете, чтобы дать электричество). Но, стоило мне смахнуть песок, как они ожили и вернулись к полной эффективности. Теперь, чего бы я ни планировал, энергии мне хватит. Двести квадратных метров солнечных батарей с водородными топливными ячейками — для хранения излишков мощности. Всё, что требуется — раз в несколько дней стряхивать с них пыль.
Внутри, благодаря прочной конструкции Дома, всё в полном порядке.
Я провёл полную диагностику регенератора кислорода. И ещё раз. Он работает идеально. Если с ним что-нибудь будет не так, я воспользуюсь аварийным набором. Но набор этот исключительно для чрезвычайных обстоятельств, на время ремонта регенератора. В отличие от регенератора, аварийный набор не разбивает молекулы углекислого газа на атомы, чтобы выделить кислород. Он лишь поглощает CO2 так же, как скафандры. Набор рассчитан на пять дней, после чего патроны вырабатывают ресурс. Значит, на меня он сможет проработать тридцать дней (дышит один человек, а не шесть). Так что в этом плане какая-никакая страховка есть.