— Госпожа, пожалуйста! Накажите меня сами!

Парень упал на колени и в его голосе появились испуганно — просительные интонации.

— Хорошо, я его накажу сама, так как считаю нужным, теперь все довольны?!

— Старая госпожа предпочитала всем видам наказания хорошую порку. Наказывают рабов на рассвете, а ночь он должен простоять пристегнутым к вашей кровати. Ему ведь надо дать время, чтобы подумать над своим поведением и как следует раскаяться, как вы считаете, госпожа?

— Как я считаю? Я считаю, что его не за что наказывать, но с правом выбора у меня ведь очень напряженно? Значит, пусть будет так, как считаете правильным вы.

Довольная Сабина встала около окна. Эйнри, встав, подошел к ней и снова был поставлен на колени, спиной к спинке кровати.

— Ползти на коленях надо, избалованный щенок! — и Сабина влепила ему пощечину, со всего размаха. Потом руки юноши она привязала к кровати той же веревкой, которая до этого уже использовалась для фиксации наложника. Эйн позволял делать с собой все, что Сабина считала нужным. Лишь когда его руки были подняты вверх и туго перетянуты, он сильно закусил губу и обреченно вздохнул.

— Я положила на стол учебники старой госпожи, полистайте их в свободное время. Спокойной ночи, госпожа! Приятных сновидений!

Когда дверь за Сабиной закрылась, Айрин подошла и присела рядом с братом.

— Ну и зачем тебе понадобилось хлопать дверью?

— Так получилось, госпожа, — прошептал он, отвернувшись к стене и смотря в пол.

— То есть, на самом деле ты не хотел хлопать дверью?

— Нет, госпожа, не хотел… Я хотел просто тихо уйти в спортивный зал и разнести там все, что можно.

— Неужели ты ревнуешь?!

— Раб? Свою госпожу? О нет… Мне просто горько, обидно и я ничего не понимаю. Но это мои трудности и я не имел права так откровенно демонстрировать свои переживания.

— Что именно ты не понимаешь?

Нежно, за волосы челки, повернув голову юноши к себе.

— Почему госпожа выбрала Сайни?

— Потому что он мой наложник. Раб в моем гареме. Логично?

— Простите меня, госпожа…

— Понятно. Не логично. Хорошо, в каком именно месте случилось расхождение между нашими представлениями о случившемся?

— Простите, госпожа?

— Почему я не имела права выбрать себе раба из гарема и спокойно его использовать?

— Это я не имел права хлопать дверью, госпожа. Простите меня…

— Вот ведь как у тебя по кругу песню… Хорошо, поставим вопрос по-другому. Почему, когда я выбрала этого несчастного наложника, тебе стало обидно?

— Он не несчастный, раз вы его выбрали! — возмущенный взгляд глаза в глаза, и тут же снова парень начал изучать пол. А потом прошептал, с тяжким вздохом:

— Я опять сорвался, госпожа! Простите…

— Повторяю свой вопрос!!!

— Потому что… посмел надеяться… что вы захотите использовать меня… а когда вы пошли выбирать раба в гареме, подумал, что не соответствую вашим вкусам… хотя я обычно хорошо чувствую, когда женщине нравится мое тело… а когда вы выбрали Сайни… я… ничего не понял совсем… но это, конечно, не давало мне права… и вообще это не мое дело, понимать ваше поведение… простите меня…

С каждым словом голос все тише и тише, голова все ниже и ниже. Но на последних словах снова глаза в глаза и во взгляде такая детская обида от непонимания происходящего.

— Так, уже легче… Но песню надо сменить срочно. Я тебя прощаю и совершенно не сержусь за этот хлопок дверью. В конечном счете, ты не бил посуду, не ломал мебель, не кричал грубые слова, а всего лишь чуть сильнее хлопнул дверью, чем положено. При этом ты искренне раскаиваешься в содеянном, правильно?

— Да, госпожа… Обещаю, что подобного больше не повторится и приложу все усилия, чтобы восстановить прежний контроль за своими эмоциями. Я постараюсь… Очень…

— Отлично. А теперь вернемся к нашим баранам. Тебе совершенно правильно казалось, что ты мне нравишься. И Сайни был выбран потому, что очень похож на тебя.

— А почему тогда госпожа просто не выбрала меня? — во взгляде парня появилось искреннее удивление и по-прежнему сохранилось полное непонимание.

— Потому что ты — мой брат.

— А почему госпожа считает, что Сайни ей не брат? Он же сын хозяйки Сабины.

— Ты хочешь сказать, что моя тетушка держала в своем гареме сына своей родной сестры?

— А что в этом такого? Да, его семя, как и мое, нельзя использовать для продолжения рода, но…

— У-у-у… Как у вас тут все запущено! Все, остановись, посиди, подумай о вечном… Мне тоже надо немного подумать. Кстати, а что я должна буду с тобой сделать на рассвете? Мне бы хотелось тебя наказать, если это до сих пор необходимо, до прихода нашей милой тетушки.

— То, что я искренне признал свою вину, не отменяет наказания. Наказание закрепляет чувство раскаяния. В учебниках все это подробно расписано. Старая госпожа мне часто отрывки оттуда зачитывала.

Айрин взяла один из учебников, скинула халатик и залезла под одеяло. Читать и просвещаться. Каждую главу приходилось прочитывать несколько раз, чтобы полностью проникнуться сложностью иерархического древа, всеми жизненными моментами, в которых раб мог быть неправ и системой наказаний за различные проступки. Но сначала она нашла в содержании главу «Стандартные наказания», пункт «Излишнее выражение своих эмоций» и прочла, что рабу в случае подобной провинности полагалось от 15 до 50 обычных по силе ударов.

Периодически девушка не выдерживала и начинала комментировать или уточнять прочитанное, мешая процессу раскаяния. Но читать такое молча было совершенно невозможно. Итоговых мыслей к утру было всего две. Первая и основная: «Как же тут все запущено!». И вторая: «Вот я попала-то!». Но главное — Айрин поняла, что должна справиться. Просто обязана справиться. Потому что любая другая госпожа сделает из ее двоюродного братика даже не отбивную — фарш.

* * *

— Госпожа, уже скоро рассвет, а вы так и не поспали…

— Если бы я уснула, то проспала бы все на свете, особенно приход Сабины.

— Вы не хотите, чтобы она присутствовала при моем наказании?

— Абсолютно не хочу. Вот еще — доставлять ей подобную радость. Сейчас я тебя развяжу, и мы пойдем изучать вон тот уютный темный закуточек…

— Простите, госпожа, но вот уютным я бы его не назвал ни за что. Особенно если в нем находятся те же устройства, что и в комнате старой госпожи.

— Сейчас мы их проверим, сейчас мы их сравним… Где же в этой кладовке свет включается?! Ага, спасибо. Выключи обратно. Шучу… Ты прав, тут совсем даже не уютно. Пыточная камера какая-то. А для чего вот это? Ни за что бы не догадалась… А это милое бревнышко с веревками? Даже так? Хорошо. Из всей этой свалки нам нужно только две вещи — что-то типа скамейки и что-то типа плетки. Ага, плетку вижу. Ручка какой-то странной формы… То есть, это действительно фаллоимитатор? Анфаллос, ага. После каждого десятого удара? Нет, давай не сегодня, договорились? У нас намечено всего пятнадцать. Рада, что ты не настаиваешь… Ну, а скамейкой можно наречь это милое бревнышко. Ты считаешь, что тебя обязательно надо привязывать? Вот и я думаю, что не убежишь ты никуда… Подожди укладываться. Сначала объясни, как этой штукой размахивать надо правильно, чтобы не разорвать твою спину в клочья. Вроде бы прониклась… Но если будет сильно больно… Там написано, что удары должны быть обычной силы. Ну, начнем эксперимент…

* * *

Когда в комнату постучала Сабина, эксперимент над живыми людьми был уже завершен. Эйнри даже успел, скрипя зубами, принять душ, дойдя до ванной комнаты с помощью Айрин, но совершив процесс самостоятельно. По оценкам новоявленной истязательницы спина у него выглядела более чем прилично. Особенно после душа и втирания в раны заживляющего масла иши. Ожидались гораздо более серьезные повреждения. Девушка могла собой гордиться: «У меня явно врожденный талант, но слишком усердно его развивать, наверное, не стоит…».

Надо отдать должное Сабине, она не очень сильно расстроилась, когда поняла, что наказание уже было совершено. Для нее было важным лишь то, что наказание действительно состоялось, а в этом нельзя было усомниться. Даже после душа и с учетом сохранения целостности одежды, вид у племянника был явно не цветущий. Тем более, сказывалась бессонная ночь. Однако обязанностей у помощника управительницы было много, и предварительно преклонив колени перед своей госпожой, Эйнри отправился их выполнять.

Айрин же решила позволить себе наконец-то вздремнуть, часиков так 5–6, не более того… Потом самостоятельно побродила по дому, пытаясь научиться в нем ориентироваться. А ближе к вечеру, вкусно пообедав, девушка решила совместить доброе дело с приятным, и нажала на синюю кнопку.