Дорогие девушки   ::   Незнанский Фридрих Евсеевич

Хотел возразить, а потом махнул рукой. Что тут скажешь? «Может, да. А может, нет». Хорош ответ.

— Ладно, — говорю. — Тогда ты, наверно, не будешь возражать, если я проведу остаток вечера в баре?

— Что ты, — говорит, — милый. В последнее время бар тебе — дом родной. Разве я могу лишить человека дома?

— Не можешь, — отвечаю с кривой ухмылкой.

Она пожимает плечами:

— Тогда к чему эти вопросы? Иди куда хочешь.

Встала, собрала тарелки, бросила их в раковину и ушла в спальню. Вот и поговорили.

Ладно, я не в обиде. Бар так бар. Но на душе осадочек. И эти дурацкие вопросы в голове… Все время крутится — «Что же с нами, черт возьми, происходит? И когда это началось? И что такое „это“?

Кстати… вернее, совсем некстати, но… сегодня вечером позвонил Плетнев. Говорит, утром в «Глорию» заедет какая-то барышня. Барышня «жутко волнительная». Позвонила и раскудахталась в трубку: «Подруга пропала! Убили, зарезали, утопили! Жуть! Кошмар!» В чем там суть я так и не понял. Не до того было. Вообще, надо завязывать с «Глорией». Надо, Саня, надо. Чувствую себя детсадовским полицейским. Скоро буду подряжаться на поиски детских подгузников.

Частный детектив, специалист по поиску украденных подгузников Александр Турецкий! Звучит неплохо. Может быть, даже прославлюсь на этом поприще, и мою физиономию напечатают на обложке журнала «Работница». Чем не слава?»

Александр Борисович усмехнулся, пару секунд помедлил, потом закрыл тетрадь, бросил ее в верхний ящик стола и запер его на ключ.

Рука потянулась за сигаретами, однако пачка была пуста. «Черт!» — сказал Александр Борисович, смял пачку в кулаке и яростно швырнул ее в урну для бумаг.

На кухне Турецкий долго рылся в шкафах, затем пошарил на антресолях, однако сигарет нигде не нашел. На улицу идти не хотелось. Александр Борисович потихоньку прошел в спальню и прислушался к дыханию жены. Ему показалось, что дышит она неровно, прерывисто.

— Ир, — тихо позвал Турецкий.

Ответа не последовало.

— Ир, ты не спишь?

— Сплю, — ответила жена.

— Слушай, ты не видела мои сигареты? Целый блок где-то оставался.

Ирина протянула руку и включила лампу. Сонно поморгала, привыкая к свету, затем посмотрела на часы.

— Турецкий, ты разбудил меня в два часа ночи, чтобы спросить про сигареты? — спросила она с металлом в голосе. — У тебя совесть есть?

— Если бы не было, я бы дождался четырех часов утра, — ответил Александр Борисович, стараясь сохранить «хорошую мину при плохой игре».

— Что ж, ты всегда был эгоистом. Твои сигареты на балконе. В красной тумбочке. Это все?

— Слушай, Ир, чего мы все время ссоримся, а?

— Посмотри на часы и поймешь.

— Да я не про сейчас говорю. Я вообще.

— Насчет «вообще» спросишь в другой раз. Когда будешь чуточку потрезвее. Спокойной ночи, гражданин начальник.

— И вам того же.

Ирина выключила лампу, и Турецкий вышел из спальни. Настроение было окончательно испорчено.



ГЛАВА ПЕРВАЯ

ЛЮБОВЬ



1



— Не знаю, Марина, мне кажется, что ты сильно преувеличиваешь. — Хрупкая, коротко стриженная и очень ухоженная брюнетка отпила из бокала глоток коктейля и облизнула губы быстрым красным язычком. — Все не так уж и плохо.

— А я и не говорю, что плохо, — пожала плечами ее собеседница, стройная, смазливая блондинка, из тех, про кого обычно говорят «ноги от ушей» и «девяносто-шестьдесят на девяносто». — Просто мне все надоело, понимаешь? Год идет за годом, а в жизни ничего нового.

Брюнетку звали Люда Шилова, она была владелицей фитнес-клуба и пары салонов красоты на севере столицы. Блондинку — Марина Соловьева. Она нигде не работала, жила на то, что оставил ей при разводе бывший супруг (и, судя по ухоженному виду, очень даже неплохо жила), и обожала экстремальные виды отдыха.