Альтепнатива (Весна 1941)   ::   Семенов Юлиан Семенович

Неделков, в беседе с болгарским посланником в

Берлине Драгановым Риббентроп заявил, что рейху необходим монолитный

балканский тыл, поскольку именно здесь закончится превращение Европы

в зону, подвластную - в той или иной мере - практике

национал-социализма.

Народ не скрывает антипатии к Гитлеру и открыто выражает свои

искренние чувства традиционной любви к нашей стране - об этом громко

говорят на улицах, в театрах, кафе, в учреждениях. Правительству

будет трудно, почти невозможно объяснить народу присоединение страны

к гитлеровскому блоку. Здесь высказывают мнение, что Цветкович не

решится пойти на этот шаг. Во всяком случае, он понимает, что этот

шаг чреват для него серьезными последствиями.

...Югославия осталась единственной балканской страной, которая

не участвует в войне и пока еще сохраняет нейтралитет. От ее позиции,

видимо, будет зависеть многое. Поэтому, уважаемый Андрей Януарьевич,

я и обращаюсь к Вам с этим письмом: сейчас самый подходящий (и, по

моему мнению, последний) момент, когда мы можем путем

дипломатического демарша остановить продвижение Германии на Балканах,

наладив контакт и оказав поддержку тем силам в Белграде, которые

думают о будущем их родины. Меня даже не смущают контакты здешней

оппозиции с англичанами - другой силы, которая поддерживала бы

антигитлеровские элементы в правительстве, в настоящий момент не

существует. Если бы мы более четко высказали свою позицию в связи с

требованиями Гитлера о присоединении Югославии к пакту, мы бы нашли в

Белграде много серьезных и сильных политиков, готовых установить с

нами прочные контакты.

С уважением

А. Потапенко, корр. ТАСС,

п/б № 654921.

20 III 1941".

Вышинский подчеркнул все местоимения "я", "по-моему", "с моей точки зрения" и, сняв трубку "вертушки", позвонил начальнику ТАССа.

- Послушайте, Хавинсон, - сказал он, - у вас, как я погляжу, в Белграде сидят не журналисты, а прямо-таки теневые послы, этакие эмиссары центра.

- Кого вы имеете в виду, товарищ Вышинский?

- Потапенко я имею в виду, - ответил Вышинский и положил трубку.

Вышинский раздумывал, стоит ли сообщить Сталину о том, что среди белградских военных существует "мобильная личность", стоящая в оппозиции к режиму Цветковича, но, зная, как крут бывает Сталин, когда важная информация приходит к нему без достаточно авторитетной проверки, решил поначалу сказать об этом наркому.

Молотов выслушал Вышинского и спросил:

- От кого эти сведения?

Мгновение поколебавшись, Вышинский передал Молотову письмо Потапенко. Нарком прочитал письмо сначала бегло, потом - второй раз - внимательно и цепко, водя остро отточенным красным карандашом по машинописным ровным строчкам, спотыкаясь в тех лишь местах, которые были жирно подчеркнуты Вышинским: "я", "по-моему", "с моей точки зрения".

- Думающий человек писал, - заметил Молотов, мельком взглянув на Вышинского.

Тот чуть улыбнулся:

- Я уже поздравил ТАСС с тем, что у них работают такие инициативные люди. "Теневые послы" - совсем, по-моему, неплохое определение для такого рода журналистов.

- Ну, это зависит от интонации, - сразу же поняв Вышинского, сказал нарком. - Попросите размножить это письмо, я думаю, его стоит показать товарищу Сталину и членам Политбюро. И вызовите Гавриловича. Он ведь не просто посол, он один из лидеров оппозиции в Белграде. Задайте ему вопрос в лоб: нужен им договор с нами или нет?

- Позавчера Гаврилович сказал, что этот вопрос зависит от того, как будут развиваться отношения между Белградом и Лондоном.

- Позавчера у нас не было этой информации, - сказал Молотов и тронул рукой письмо Потапенко.