Следы на траве   ::   Дмитрук Андрей

- Кажется, с детства не ел такого...

Бьернсон снял руки с его плеч - и вдруг украдкой, быстро начертил в воздухе "горизонтальную восьмерку", знак бесконечности. То был их с Валентином заветный, принятый в детстве тайный пароль.

- Береги себя, старый! - не утерпел Лобанов. Голос его предательски дрогнул.

- Чтоб ты не сомневался...

И вот уже проникатель Уве Бьернсон, подарив всем, а прежде всех любимому другу неподражаемую свою улыбку, чуть смущенную, ясную улыбку воина и ребенка, - проникатель Бьернсон шагает прямо в сгущающийся вихревой конус прокола, в круговерть холодного света, в ничто...

IV

Кабинет Алии Месрин по прихоти начальницы Станции представлял собою поляну в тропическом лесу, где среди лиан бились живые радуги попугаев и бродили венценосные журавли. Сама Алия восседала в уютном изгибе гигантского корня, Лобанову же предложила массивный пень у ручья.

Год назад Алия в очередной раз сменила свою внешность. Теперь она была невысокой брюнеткой южноазиатского типа - смуглая, губастая, с жестковатыми смолисто-черными волосами. Хотя Валентин знал Алию давно и отношения их когда-то были куда более нежными, чем теперь, - сейчас он не переступал границ деловой встречи.

- Дело не в прочности кокона, - говорила хозяйка кабинета. - Там что-то другое, невообразимое, вывернутое! Безумно искаженные законы природы. Может быть, кокон не защитил, а раздавил Бьернсона... Среди моих предков были казахи, в их легенде есть такая страна: Барса-Кельмес. Пойдешь - не вернешься...

Валентин печально кивнул.

Уве Бьернсон не вернулся, хотя, ожидая его, обратный тоннель открыли без малейшей заминки. Открыли - и держали в двадцать раз дольше положенного, высосав чуть ли не всю наличную энергию Кругов, остановив многие работы на Земле. Уве не вернулся, несмотря на то, что энергетический кокон, защищавший его, считался практически неуязвимым. В приемном круге не возникли ни мертвое тело проникателя, ни самый малый предмет из его экипировки. Неужели сам не захотел возвращаться? Молочные реки, мармеладные берега...

О ком угодно можно было так подумать, только не об Уве Бьернсоне.

Лобанов знал его всю жизнь - медлительного, сентиментального добряка. Без всякого аутотренинга, от природы Уве был храбр, наивен и бесконечно надежен. В его присутствии Лобанов казался себе неискренним и хитрым. Валентин вспоминал, как еще в учебном городе, на экзамене по экологии, они вместе сажали цепкие, выносливые акации на песчаной планете Хаммада. В ладонях Уве Бьернсона саженец выглядел тоненькой зеленой свечой.

- Ты согласен со мной? - нетерпеливо спросила Алия.

- В общем, да.

- И, несмотря на это, ты настаиваешь, чтобы мы послали тебя на "Землю-прим"?

- Настаиваю.

- Только из желания найти Бьернсона?

Лобанов медлил с ответом. Этика биосвязи запрещала без разрешения вторгаться в чужой мозг, такое прощали разве что близким людям. Потому Алия не пыталась читать мысли собеседника, но Валентин чуял, как ей этого хочется...

- Нет, не только, конечно. Хотя это - главное... Должны же мы когда-нибудь освоить иномир, если он уж так возбуждает наше любопытство!

- И ты полагаешь, что именно тебе удастся изучить "Землю-прим"? Уцелеть там и вернуться? Откуда такая самоуверенность? Чем ты лучше Бьернсона?

- Я намного хуже его, но в одном выигрываю... - Валентин поболтал пальцами в ручье, пытаясь приманить сонного коричневого тритона. - Мы с ним росли в одном учебном городе, в одной возрастной группе, ты знаешь. У нас были уроки истории, сеансы восстановления реальности: ну, там, гибель Атлантиды, походы Цезаря, чума в Авиньоне и так далее... Так я эти уроки обожал. А Уве, если мог, прогуливал, если не мог - закрывал глаза, отворачивался от крови, от жестокости...

- Ну и что?

- Ничего...