Хоккей   ::   Кривич Михаил

Вратарь стоит в воротах, неуклюже и бессмысленно двигая клюшкой, а шайбы летят и летят мимо него. Кажется, единственное, что он делает вполне прилично - это моргает своими честными голубыми глазами. И тогда спецы все те же тренеры и массажист - оттаскивают его со льда и долго, потихоньку поругиваясь, ковыряются в нем отверткой и паяльником, что-то подливают и что-то измеряют, а потом вновь толкают его к воротам и берутся за клюшки. И вот первая отбитая, совсем легкая, но все же не пропущенная шайба...

Так на моих глазах свершается таинство рождения хоккеиста.

...Как бы мне поговорить с Яном, думал я. Не может быть, чтобы не было средства против лодыньского трюка. Отказаться от силовой борьбы? Запрограммировать ребят, чтобы они не соприкасались с противником? Нет, это верный способ получить еще одну шайбу. Но что-то ведь должно быть... Тут я заметил, что по проходу ко мне протискивается Имант Круминь со своим университетским значком на лацкане пиджака.

- Извини, ни секунды нет. Ты помнишь Положение?

Наивный вопрос - помню ли я Положение о чемпионате! Разбуди меня ночью, и я повторю его без запинки в любом порядке, с любого места. Я таблицу умножения так хорошо не знал...

- Что тебя интересует?

- Кто считается участником.

- Параграф шестой, - сказал я. - Участниками чемпионата считать игроков, чьи номера и фирменные названия указаны в заявочном списке команды, поданном не позднее, чем за два месяца до начала календарных игр, а также тренеров-программистов, массажистов-механиков и всех прочих лиц, ответственных за подготовку и состояние команды и уполномоченных на то правлениями соответствующих спортклубов в надлежащем... Слушай, а зачем тебе все это?

Ответа я не дождался: Имант уже несся к раздевалкам...

Я так ничего и не успел написать во время перерыва. Команды выехали на лед, игра началась вновь. Началась при редком в наши дни счете: место одного из привычных нулей занимала на табло противно яркая единица. К моему великому удивлению, ни Яна, ни Иманта, ни массажиста на скамейке не было. Это меня неприятно кольнуло: видимо, они поняли, что поражение неизбежно, и решили уйти от позора. Сменами руководил паренек из общественного совета клуба, кажется, студент, - я его иногда встречал на тренировках. Самостоятельных решений он не принимал, и лишь менял составы одновременно с Лодынем. А тренер "Ракетчиков" чувствовал себя если не богом, то полубогом уж наверное. Выпуская на лед игроков, он картинно похлопывал их по жестким пластмассовым спинам и косился то и дело в сторону телекамер.

У меня уже не было возможности разыскивать Яна - надо было думать и о своих читателях. Я смотрел на поле и делал кое-какие пометки в блокноте. Любопытно, что "Ракетчики" почти прекратили провокации: Лодынь уверовал в победу. В первую десятиминутку у "Гауи" было всего два удаления. Но соперники раскатывали шайбу довольно лениво, и счет не изменился.

...Завыла сирена, вратари, неловко скользя на своих ногах-тумбах, покатились навстречу друг другу: начиналась вторая половина последнего периода. Я дописывал свой отчет и на площадку пока не смотрел - ждал свистка судьи. Но свистка все не было, и я поднял глаза.

И увидел совершенно невероятное.

Судья, открыв рот, изумленно смотрел на игрока в форме "Гауи", который, пригнувшись и выставив вперед клюшку, приготовился к вбрасыванию. Наверное, и у меня отвалилась челюсть, и, если кто-нибудь в тот момент смотрел в мою сторону (в чем я сомневаюсь), то мог бы засвидетельствовать, что я ошалел не меньше судьи. Потому что в центре поля, перед нападающим "Ракетчиков" стоял не манекен, не электрическая кукла, а сам Ян. Грузный, неловкий Ян переминался на коньках, ожидая, когда же судья вбросит наконец шайбу.