La Maladie   ::   Сапковский Анджей

---------------------------------------------

Анджей Сапковский

La Maladie

Я вижу коридор, пронзивший сумрак скал

В моем сознаньи — страшный, колдовской,

Безмолвный и безвременный, пустой —

Зеркальным холодом меня он оковал.

Я вижу: отразившись бесконечно

В сиянии зеркал — сияние свечей

Рождает сказку над останками пра-дней,

Сюжет которой, повторяясь, длится вечно.



Болеслав Лешьмян



Бретания, сколько помню себя, для меня ассоциируется с моросящим дождем, с шумом волн, врывающихся на рваный каменистый пляж. Вечно памятные для меня цвета Бретании, серое и белое. И конечно же, aqua marina, как же еще.

Я коснулся конского бока шпорой и направился к дюнам, поплотнее закутываясь в плащ. Мелкие капли — слишком мелкие, чтобы впитываться — покрывали ткань, конскую гриву, туманили блеск металла. Горизонт выплевывал тяжелые клубы серо-белых туч, и они катились по небу в сторону суши.

Я въехал на холм, поросший островками серой, сухой травы. И вот тогда увидал ее, угольно-черную на фоне неба, неподвижно застывшую, будто статуя. Я подъехал поближе, конь тяжело ступал по тонкой корке мокрого песка, лопавшейся под копытами.

Она сидела на сивом коне по-женски, закутавшись в темно-серый длинный плащ. Капюшон был откинут на спину, ее светлые волосы слиплись и свернулись колечками от влаги. Она глядела на меня спокойным, как бы задумчивым взглядом. От нее исходил покой. Ее конь затряс головой, зазвенел упряжью.

— Бог с тобой, рыцарь, — заговорила она, опередив меня. Голос у нее был тоже спокойный, уверенный. Такой, как я и ожидал.

— И с тобой, госпожа.

У нее было овальное, очень милое лицо, полные губы необычной формы, над правой бровью родинка или небольшой шрам в виде перевернутого полумесяца. Я огляделся. Кругом были только дюны. И ни следа эскорта, повозки, слуг. Она была одна.

Как и я.

Она огляделась вместе со мной, ее губы тронула улыбка.

— Я одна, — подтвердила она очевидное. — И я ждала здесь тебя, рыцарь.

Ага, значит, она ожидала меня. Интересная история, я понятия не имел, кто она такая. И я не ожидал встретить кого-то на берегу, тем более кого-то, кто ждал меня. Во всяком случае, так мне казалось.

— Ну что ж, рыцарь, — она снова повернула ко мне дышащее покоем и холодом лицо. — Поехали. Меня зовут Бранвен из Корнуэлла.

Она не из Корнуэлла. Но она и не бретонка.

Есть кое-какие причины, по которым я иногда не помню, что случилось со мной, даже в недавнем прошлом. Бывают такие вот провалы в памяти. И наоборот — иногда мне удается вспомнить события, которые, я почти уверен, никогда не имели места. Странные вещи происходят иногда с моей головой, и конечно, временами я ошибаюсь. Но вот ирландский акцент, акцент из Тары я не спутал бы ни с каким другим. Никогда.

Понятно, что я мог бы сказать ей это. Но не сказал.

Я склонил голову в шлеме, а рукой в рукавице коснулся кольчуги на груди. Я не представился ей. У меня было право не представляться. Повернутый гербом внутрь щит у моего колена был явным — и уважаемым — знаком того, что я желаю сохранить инкогнито. Рыцарский кодекс повсюду начал принимать характер общепринятой нормы. Правда, принимая во внимание, что рыцарский кодекс становился все более идиотским и смешным, нормальным это назвать было трудно.

— Поехали, — повторила она.

Она направила коня вниз, меж гребней дюн, по щетинистой траве. Я двинулся следом, догнал ее и мы поехали бок о бок. Иногда я даже выезжал вперед — наблюдающий за нами со стороны мог бы подумать, что это она едет за мной. Впрочем, ошибиться в направлении я не мог.

Ибо за нами было море.

Мы не разговаривали. Бранвен, которая хотела казаться уроженкой Корнуэлла, несколько раз оборачивалась ко мне, словно желая о чем-то спросить, но не спрашивала.