Бриллиантовое бикини   ::   Вильямс Чарльз

Он такой говорун! Когда продает таблицы, любого простофилю вмиг заговорит. Он-то, правда, зовет их клиентами. Я просто видел, как папа ухватился за эту идею и так и загорелся.

— В самом деле, — принялся он вещать, — вы только подумайте обо всех великих людях, которые начинали на фермах, таких людях, как Линкольн, и генерал Томас Ли, и Гровер Уэйлен, и Уильям Уодсворт Хоторн, и Эдди Аркаро. Да вы только подумайте, до чего это здорово: кормить уток, собирать яйца, лопать арбузы, пить парное молоко, кататься на лошадях… — Тут он осекся, кашлянул и пошел на попятную:

— Нет. Как подумаешь, так, пожалуй, лошадей-то там и нет. Помнится, мой брат Сагамор всегда говаривал, что ни за что не потерпит их у себя. Мулов у него пруд пруди, а лошади ни одной. Он их прямо-таки ненавидит. Джентльмены, можете вы вообразить себе более подходящее для подрастающего мальчика место, чем такая ферма?

У папы аж слезы на глаза навернулись от одной только мысли, до чего же полезна жизнь на ферме.

Ну, так вот оно и вышло. Много еще было всякой болтовни, но в конце концов все согласились с папой насчет фермы и сказали, что я могу идти. Правда, предупредили, что если он еще раз попадет в какие-нибудь неприятности в районе Нью-Йорка, то меня опять заберут на попечение, и в этот раз насовсем. Мне даже смешно стало, мы же в Нью-Йорке сроду не были, но им я, разумеется, ничего не сказал.

Мы ушли, сели в трейлер и поехали было прочь, но угодили в самую гущу машин и так заплутали, что уж и не знали, где мы. Акведук куда больше, чем Хиали или Пимлико, и там столько улиц, что ты можешь колесить по ним, пока не помрешь с голоду, но так и не найти пути оттуда. Вскорости мы застряли в пробке на улице, где было множество шикарных отелей с коврами и разноцветными навесами от парадного входа через весь тротуар. Папа окликнул какого-то типа, стоящего под одним из этих навесов и одетого в умопомрачительную ливрею, всю красную и золотую.

— Что это за улица? — спрашивает папа.

— Парк-авеню, — отвечает тот наглым тоном.

— А как, — кричит папа, — проехать отсюда к Джерси?

Этот тип уставился на него как баран на новые ворота.

— А кому это надо? — говорит он и принимается рассматривать ногти.

— То-то и плохо в этом треклятом месте, — поясняет мне папа. — Зачем тебе куда-то ехать? Ты и так уже здесь.

Тут другой тип, в ливрее и обезьяньей шляпе, вывел из передней двери пса на кожаном поводке. Ей-богу, в жизни не видел такой длиннющей псины, а ножки коротенькие прекоротенькие, а пузо только что по земле не волочится, особенно когда они спускались по ступенькам. Тот первый тип в красно-золотом весь надулся и побагровел, но все же взял поводок и двинулся вниз по улице. И тут пес как прыгнет, как выдернет поводок у него из рук — и помчался прямо по мостовой среди машин.

Парень в ливрее бежал за ним, лавируя между автомобилями и все больше багровея.

— Сюда, сюда, славный песик, — звал он. — Сюда, Зиг Фрид. Милый Зиг Фрид. Я тебе все зубы повыбиваю, ты, мерзкая колбаса.

Но Зиг Фрид развернулся и — бац! — очутился у нас под машиной. Пробка начала потихоньку продвигаться вперед, и водители вокруг нас принялись вовсю сигналить и всячески обзывать папу. Я испугался, что он вот так возьмет и поедет, а потому выскочил и пополз за псом. Тот ухмыльнулся мне и лизнул меня в щеку. Я сгреб его в охапку и залез обратно в машину, а он уселся мне на колени и продолжал ухмыляться. Ну и пес! Такой симпатяга, да еще и улыбаться умел.

Тип в ливрее, уворачиваясь от машин, подбежал к нам. Физиономия у него стала под стать камзолу.

— Давайте сюда эту проклятую дворнягу! — заорал он, злобно глядя на папу.

— Проваливай. Таким, как ты, только пуделей и водить, — отозвался папа.

— Давай его сюда! Не то копа позову.