Белые медведи   ::   Крысов Анатолий Вадимович

Аннотация: Эти странные записки. Они повсюду. Прилеплены жвачкой на стены, приколоты на люстру, вставлены между страницами книг… На них одно слово – «гном». Это можно было бы счесть неудачной шуткой, если бы не одно обстоятельство. Вчера их автора увезли в дом умалишенных. Она пыталась покончить с собой весьма необычным способом – разбила голову об угол письменного стола…

Что мы знаем о тайной жизни своих близких? Об их странных, а иногда и страшных увлечениях. Чужая душа – не потемки. Это тьма. Тьма, готовая в любой момент вырваться наружу. Горе тому, кто заглянет в эту черную бездну!

Cложно представить, что дебютный роман молодого автора может быть настолько увлекательным, что он буквально завораживает читателя с первой же страницы. Между тем, это так. Психологический триллер "Белые медведи" – произведение неординарное, сильное и утонченно-красивое, настоящий подарок любителям жанра.

---------------------------------------------

Анатолий Крысов

Белые медведи

Посвящается всем павшим в неравной битве с собственной глупостью.

1

Она понатыкала этих долбаных записок по всей квартире, моя сумасшедшая сестренка. Я нахожу их везде: в стенном шкафу между носками и пачкой прокладок, в полном собрании сочинений Льва Николаевича Толстого под каждой страницей, в сливном бачке завернутые в целлофан, на кровати в спальне зашитые в подушку. Они сложены пополам и перевязаны синей ниткой.

Первую записку я нахожу в небольшом отверстии в спинке дивана. Маленький клочок бумаги торчит оттуда, будто сигналит. Будто он есть маяк предупреждающий.

«Осторожно, начинается зона безумия», – говорит он и повторяет: «Уходи, тебе лучше ничего не знать!»

Я беру этот клочок, срываю нитку, разворачиваю и читаю. Всего одно слово: «Гном». Вот так дела! Похоже, дела у сестренки совсем плохи. Я до последнего момента думал, что это лишь временное помутнение, депрессия или еще что-нибудь безобидно-обыденное. Но эти четыре буквы разрушили все мои надежды одним взмахом.

За первой запиской идет вторая, пятая, двадцатая и так далее. Поток перевязанных ниткой бумажек не прекращается, усиливаясь наподобие снежного кома, летящего с вершины Эвереста. Чтобы я ни сделал, я раз за разом натыкаюсь на очередную порцию записок. Иду наливать себе кофе, и вместе с кипятком на дно высокой чашки падают они. Открываю семейный альбом, а там вместо фотографий беспорядочно вклеены они. В конце концов, какую бы вещь я ни взял, из нее обязательно, словно стая червей, валятся на пол они.

Мне приходится читать каждую, все глубже и глубже погружаясь в болезнь Инны. Это не самое приятное, но только так я могу отдать должное ситуации. Хотя бы так.

«Гном».

«Гном».

«Гном».

«Гном».

Это слово повторяется. Я ни черта не понимаю, но осознаю размах, масштаб. И, скажу, от этого становится жутко не по себе. Со лба по лицу, а затем по шее струятся потоки пота. Я вытираю их носовым платком и продолжаю читать.

Почерк везде разный. В одном случае буквы крупные и аккуратные, в другом – уже намного меньше и наклонены влево. Определенное сходство, конечно, имеется, но оно едва различимо. Надо не забыть сделать пометку в ежедневнике, чтобы не забыть проконсультироваться со специалистом. Постоянно что-нибудь вылетает из головы.

Я сижу на кровати своей сестры, перебираю записки. Глаза устали от напряжения, и я перевожу взгляд на стену, чтобы дать им отдохнуть. Здесь что-то кажется мне необычным, что-то явно не так. В этой комнате определенно есть еще, как минимум, одна странность, помимо европейского паркета, заваленного кучей исписанной бумаги.