Мое безрассудное сердце   ::   Гудмэн Джо

Джимми Грумз поскреб у себя под подбородком, смешно скривив рот набок.

— Да, это трудный вопрос, — сказал он. — Дядя Джимми вроде бы звучит недурно, дорогая? Дядя Джимми… Тетя Мари. А?.. Семья так семья.

— Дядя Джимми, — тихо повторила молодая женщина. — Да, это хорошо. — И немного поколебавшись, быстро добавила:

— Но я хочу, чтобы он называл меня mere [2] .

Джимми поднял брови. Он перестал почесывать подбородок и внимательно посмотрел на Мари. Она не обладала особенной красотой, но была привлекательна милой улыбкой и мягким характером, что было важнее всякой внешней красоты.

— Mere, — повторил он своим низким звучным баритоном. — Мама. — Полагаю, что и сам мальчик, и окружающие будут думать, что Мер — это сокращенное от Мари. Никто и не подумает, что это значит «мама».

— Но я-то буду думать именно так!

Он понял, что для нее это важно, а он всегда старался уважать ее желания.

— Значит, пусть будет mere. — Джимми похлопал Декера по плечу. — Ты слышишь, малыш? С этой минуты мы для тебя дядя Джимми и Мер.

Для Декера весь этот разговор не был таким важным, как для взрослых. Он кивнул с отсутствующим видом, поскольку его мысли устремились уже в другом направлении.

— Мы едем на корабль? — Он беспокойно отодвинулся от Мари. Она отпустила его, и Декер, явно довольный этим, опять вскарабкался на заднее сиденье, стал на колени и посмотрел в окно. — А где корабль?

Джимми с недоумением взглянул на Мари:

— О чем он говорит?

— Он спрашивает о корабле, — терпеливо объяснила та.

— Это я уловил. Но о каком корабле?

— Видно, память у него получше, чем у тебя, cher. Разве ты не помнишь, мы сказали мистеру Каннингтону, что собираемся в путешествие? Нам с трудом удалось его убедить, что мы надолго уезжаем из Лондона по миссионерским делам.

— Ах да! — фыркнул Джимми. — Теперь, мальчуган, мы можем сообщить тебе, что мы лгали. Это прискорбно, но это так. Бесстыдно лгали.

Это заинтересовало Декера.

— Моя мама говорила, что лгать нельзя. Я думаю, папа тоже это говорил, но я не помню. — Он совсем по-взрослому нахмурил брови, припоминая, что говорил об этом отец. — Да, когда я сказал, что Грей сел на папину шляпу и смял ее. Это было не правда.

— Вот как? — заметил Джимми.

— Да, сэр, потому что это сделал Колин.

Мари поднесла руку к губам, чтобы спрятать улыбку. Потом, справившись с собой, с серьезностью, которую заслуживал вопрос, спросила:

— А почему ты так сказал?

Декер посмотрел на женщину так, словно у нее в голове вата вместо мозгов. Для него ответ был очевиден.

— Потому что Грей — маленький, а Колин — большой.

— Понятно, — отозвалась Мари. Она искоса взглянула на Джимми. — Очевидно, он считает, что ложь — вещь правильная, но делать это нехорошо.

— Замечательно умный мальчик! Я был гораздо старше, когда узнал правду о вранье. — Он развеселился, гортанно хохотнул. — Правда о вранье — именно так я это называю, провалиться мне на этом месте!

— Не будь таким грубым, дорогой. — И не обращая внимания на удивленный взгляд Джимми, Мари подалась вперед, наклонилась к мальчику и сказала, глядя ему в глаза:

— Мы не собираемся садиться на корабль. Может быть, как-нибудь потом. Дядя Джимми говорит, что ему хотелось бы повидать Америку. — Она опять искоса взглянула на своего спутника. — Если сперва он не отправится в страну Ван Демена [3] .

— Послушай-ка, — оборвал ее Джимми, — ни к чему болтать о стране Ван Демена. Или ты хочешь напугать мальчика?

Но, взглянув на Декера, он понял, что тот и не догадывается, что речь идет о колонии каторжников в Австралии. Малыш просто-напросто с восторгом внимал милому голосу Мари.

— А Грей — это твой брат? — спросила она. Декер кивнул.

— И Колин?

Декер опять кивнул. Он посмотрел в окно, словно хотел увидеть брата среди прохожих.