Здесь царствует любовь   ::   Гарлок Дороти

Ответственность за воспитание брата и забота о больной матери тяжелым бременем легли на хрупкие плечи четырнадцатилетней девочки.

Они с Джоном Остином проделали большую часть не такого уж и легкого пути из Пини-Вудс. Саммер смотрела на спящего братишку полными нежности и тревоги глазами, легкий ветерок от помахивания шляпкой колыхал влажные прядки на его лбу.

Напротив них сидела женщина лет пятидесяти. Впрочем, ей вполне могло быть и не более сорока. Трудно определить возраст женщин, живущих в этих местах. Постоянно разносимая ветром пыль въедается в их кожу, и лица выглядят морщинистыми и старыми уже через несколько лет работы на здешних фермах и ранчо.

Женщина фыркнула и отвернулась к окну. В том, что означает этот жест, сомнений не было: попутчица была раздосадована неразговорчивостью Саммер, так и не рассказавшей подробно свою историю. Несмотря на многочисленные расспросы, из девушки удалось выудить только то, что в Гамильтоне их с братом встретит друг семьи.

— Это хорошо. Гамильтон не самое подходящее место для одинокой девушки.

Саммер решила, что случайной спутнице вовсе ни к чему знать, что она получила письмо, подписанное просто: «С. Маклин». Не стала она рассказывать и об ошеломляющем известии, которое содержалось в том письме: они с братом являются владельцами небольшого участка земли с домиком. Послание было кратким и сдержанным. Но главное, что она его получила, и теперь все мысли девушки были обращены к этому клочку земли, на который Саммер возлагала такие надежды.

Разговор смолк. Молчаливой и спокойной казалась и сама местность, по которой они ехали. Глядя по сторонам, Саммер испытала острое чувство одиночества. О, она знала, что это такие. Это чувство она часто испытывала дома, особенно в те дни, когда, просыпаясь, начинала размышлять над постоянно мучившей ее дилеммой: что она должна будет делать в холодную ветреную ночь, когда умрет мама? Бежать за помощью и оставить пятилетнего мальчика смотреть на умирающую? Что выбрать: мать, часы жизни которой были уже сочтены, или маленького мальчика, у которого впереди вся жизнь? То, что это горе обрушится на них именно в холодную ветреную ночь, она почему-то не сомневалась. И не ошиблась. Только случилось это спустя почти три года после того, как она впервые задала себе те страшные вопросы. Милая, терпеливая мама, которая старалась ни малейшим звуком не показать своих мучений детям, покинула их с Джоном Остином три месяца назад.

Саммер длинными, изящными пальцами убрала волосы с лица брата, с печалью подумав, что у этого маленького создания нет никого, кроме нее, на всем белом свете. Впрочем, нет. Глаза девушки раскрылись шире, и в них зажглась надежда. Кроме нее, есть еще Маклин.

В памяти всплыли почти стершиеся уже сцены тех дней, когда она маленькой девочкой жила среди холмов с мамой. Отец вернулся с войны позже. Она помнила какого-то человека, сидящего перед ней на корточках.

— Не плачь, Девочка-Лето, — говорил он ей. — Поезжай с мамой. Ты должна вырасти большой. Тогда я приеду и заберу тебя домой.

Лошади, отбрасывающие длинные тени на дорогу, резво бежали, вздымая пыль и сокращая мили, отделявшие их от незнакомого города. Гамильтон возник в этих диких местах всего каких-нибудь два года назад. Вот один из всадников, ехавший по изрытой ухабами дороге впереди дилижанса, закричал, объявляя о прибытии. «Большой Конкорд» заскрипел, останавливаясь перед навесом с жестяной крышей, вокруг которого толпились неопрятно одетые мужчины. Они засуетились, вытягивая шеи и стараясь заглянуть внутрь дилижанса.

— Это Гамильтон, Джон Остин, — тихо сказала Саммер взъерошенному мальчику.

Брат ничего не ответил. Внимание его было поглощено поднимающимися от земли и уплывающими куда-то в сторону клубами пыли.