Жар твоих объятий (Отвергнутая)   ::   Паркер Лаура

— Я и сама удивлена, мистер Гувер, но раз уж я здесь, может, начнем?

Прежде чем Гувер смог ответить, к ним подошел его партнер. При виде элегантной молодой женщины он осклабился:

— Мисс Хант, какой сюрприз!

Но его улыбка исчезла, когда он обменялся взглядом с мистером Гувером. Тогда он попытался взять Филаделфию за локоть, но она увернулась, и его рука повисла в воздухе. Смущенный, он прокашлялся и опустил руку.

— Мисс Хант, мы, конечно же, рады видеть вас здесь. Однако развитие событий может вам не понравиться. Вы поступили бы разумно, если бы подождали в соседней комнате. А еще лучше — возьмите мою карету и поезжайте куда-нибудь. Обещаю, что я вам сам немедленно доложу, как только закончится… уфф…

— Аукцион, мистер Синклер. Отбросьте ложную стыдливость. В конце концов, это ваш бизнес и единственная причина нашего взаимодействия. В полдень все мое хозяйство будет выставлено на аукцион. Все! Начиная с кастрюль и сковородок на кухне и кончая бельем в моей спальне.

Филаделфия поняла, что наслаждается смущением, вызванным ее словами. В будущем надо взять это на вооружение. Такое оружие встречается весьма редко.

Она намеренно повысила голос, чтобы удовлетворить любопытство тех, кто собрался вокруг них, ловя каждое слово:

— Я останусь, мистер Синклер, ибо хочу убедиться в том, что вы возьмете хорошие деньги за каждую вещь, которую я вам доверила. Кажется, вас покоробило мое упоминание о деньгах. К сожалению, я больше не могу рассчитывать на поддержку того общества, к которому принадлежала, так как осталась без средств и вся в долгах. Наверное, говорить о долгах — плохой тон, но в моем положении об этом думать не приходится. Что скажете?

Не дожидаясь ответа, она повернулась и пошла по проходу, образованному рядами стульев с позолоченными спинками. Их бархатная обивка ярко-синего цвета была ей хорошо знакома. Эти стулья принесли из танцевального зала. Уже вечером они будут принадлежать одному из сидящих на них.

Филаделфия намеренно выбрала для аукциона эту комнату, выходящую на запад. Хрусталь, картины, шелка, серебро, драгоценности будут здесь смотреться при свете дня во всем своем величии. Ее отец всегда с особой тщательностью подбирал произведения искусства для своей коллекции. Он был страстным коллекционером как красивых вещей, так и редких. И эту любовь к красивым вещам он прививал и ей, своему единственному ребенку. Оставшись при рождении без матери, она любила вспоминать те вечера, когда ее часто отсутствующий отец возвращался домой после долгих командировок и они вместе рассматривали его новое приобретение. Чтобы доставить ему удовольствие, она еще в детстве начала изучать историю каждой вещи, и ее возраставшие с каждым годом познания затмевали даже знания ее отца.

Филаделфия глубоко вздохнула, и ее взор затуманили слезы. Она не должна думать сейчас об отце. У нее только разболится голова и защемит в груди. Она сейчас среди врагов, которые уничтожили ее отца и его репутацию. Она не прольет ни единой слезинки, чтобы доставить им радость. Филаделфия заняла последнее место в последнем ряду и почувствовала, как дрожат ее колени.

Придя в себя, она услышала, что мистер Гувер уже объявил об открытии аукциона. Вещь, выставляемая первой, менее всего нравилась ей из обширной коллекции отца. Это был средневековый немецкий канделябр, сделанный из рогов оленя, с подставкой в виде груди сирены, вырезанной из серебряного слитка. Отец купил столь безвкусную вещь исключительно потому, что был очарован прекрасной работой неизвестных мастеров. На лице Филаделфии появилась самодовольная улыбка, когда аукционист выставил канделябр на продажу. Вещь была настолько безобразной, что она не жалела о ней, надеясь получить за нее большие деньги.